— Ты хочешь что-нибудь сделать для меня?
— Все что пожелаешь.
— Тогда дай моему отцу умереть.
Я поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь к лифту, всю дорогу до дома чувствуя на себе его взгляд, полный ужаса и отвращения.
Рани
Она отправляется к Марин спустя день: ей требуется время, чтобы переварить то, что ей рассказала Соня. Джия избита? С каменным лицом Рани молча выслушала подробности и только в своей комнате упала на колени и зарыдала. Судорожно вздыхая, Рани вспоминала о рождении Джии, о первых годах ее жизни, о ее превращении в красивую юную девушку. Теперь эта красота навеки покрыта рубцами. Даже не видя, Рани может представить себе следы ударов на ее теле, боль от поврежденных ребер. Ей знакомы все ощущения Джии, и главное из них — чувство стыда оттого, что тебя бьют, как животное.
Рани приезжает к Марин без звонка. Та сразу открывает ей дверь. Она редко одевается так — в футболку и свободные брюки.
— Как она? — спрашивает Рани, проходя мимо дочери в прихожую. Она решила надеть шальвар камиз, потому что в традиционной одежде ей будет легче выдержать предстоящее. Наряд состоит из штанов из тонкого хлопка и разноцветной вышитой блузы, спускающейся ниже колен.
— Она спит. Заперлась в своей комнате и спит, — Марин закрывает за матерью дверь. — Соня тебе рассказала?
Что-то в голосе Марин настораживает Рани:
— А ты думала, что не расскажет?
— Я не знала, что думать. У нас нет специальных правил на такой случай, — Марин пожимает плечами. — Сейчас с Джией все хорошо.
— Я тоже так считала до вчерашнего дня, — Рани идет к лестнице. — Пойду сама посмотрю.
— Мамми! — такого отчаяния в голосе дочери Рани не слышала со времен ее детства. Рани оборачивается к ней и видит, как Марин нервным жестом убирает волосы назад, ухватившись за пряди. Она обычно делала так, когда приносила из школы пятерку с минусом или четверку с плюсом за контрольную работу, зная, что Брент даст волю своим кулакам. Когда ей не за что было держаться, она держалась сама за себя. — С ней все хорошо.
— Конечно, — говорит Рани, смягчаясь. — С ней все будет хорошо.
Рани тихонько стучится к внучке, а потом приоткрывает дверь. Джия свернулась калачиком под одеялом, хотя в доме тепло. Свет в комнате выключен. На столе лежит недоеденный сэндвич, а рядом стоит стакан с молоком. Рани проходит и садится на кровать. Она кладет руку на спутанные волосы Джии, виднеющиеся из-под одеяла.
— Оставь меня, — бормочет Джия. Гнев подавляет привычку к послушанию.
— Разве так надо разговаривать со своей мумджи? — мягко спрашивает Рани. Этим словом в Индии называют бабушку со стороны матери, и внучка обычно обращается к Рани именно так.
Джия сбрасывает одеяло и поворачивается к бабушке. Волосы девушки растрепаны, лицо заплакано. Когда Рани включает прикроватную лампу, Джия моргает, пытаясь приспособить зрение к свету после темноты.
— Что ты здесь делаешь, мумджи?
— Пришла проведать тебя, бети.
Джия садится на кровати, поджав колени, и утыкается в них лицом.
— Мама рассказала тебе?
— Мне рассказала твоя мази Соня, — Рани кладет руку на голову Джии, пытаясь пригладить ей волосы. — Она очень беспокоится о тебе. Мы все беспокоимся.
— У меня все хорошо.
Рани хочется улыбнуться. В голосе Джии она слышна та же бескомпромиссность, что и в голосе Марин. Их сходство поразительно, хотя ни мать, ни дочь не видят его.
— Я этого не заметила.
— Ты не поймешь, мумджи, — говорит Джия. — Это тинейджерские дела.
— Когда ты начала встречаться с парнем? М-м? — Рани гладит Джию по щеке. — Я не помню, чтобы папа с мамой тебе это разрешали.
Сдерживая улыбку, Джия неожиданно произносит:
— Мне не нужно их разрешение.
— А вот здесь ты ошибаешься, — Рани вспоминает собственных родителей и споры из-за того, можно ли им с Брентом встретиться на людях перед свадьбой. Ее мать боялась, что репутация Рани будет испорчена. Рани берет руку Джии и легонько проводит пальцами по ее венам. — Чувствуешь, как пульсирует кровь? Это та же кровь, что во мне, в твоей матери, в мази Соне, в мази Трише. Поэтому все, что ты делаешь, все, что происходит с тобой, влияет и на нас. В тебе наша кровь, — она ласково сжимает лицо Джии в своих ладонях, глядя ей прямо в глаза. — Твоя мать и ее сестры вышли из моей утробы, а ты вышла из утробы твоей матери. Ты — наша, дорогая.
Джия роняет одинокую слезу:
— Я так его люблю! А теперь…
— Он бил тебя. Он причинял тебе боль. Что же это за любовь?
Рани задавала себе тот же вопрос в течение многих лет. Но Брент смог убедить ее, потому что она уже убедила себя.