– Тогда я не понимаю, в чем здесь выгода Русы… – признался Самоха. – А наши соседи, насколько мне известно, без выгоды пальцем не пошевелят.
– Выгода здесь есть и может быть только одна. Ты сам, наверняка, слышал уже много раз, что весной следует ждать нашествия хозар…
– Слышал. Всегда отбивались, и в этот раз отобьемся.
– Если только стены построить успеете. Гостомысл не успеет. А Бравлин успеет. Он с собой, мне докладывали, целую толпу градских инженеров привез. Он более опытен, чем Гостомысл. А еще, наша разведка из Бьярмии доносила, урмане со свеями объединяются, и в наши земли зимний поход готовят. Урмане еще сомневаются, а свеи готовы хоть сейчас выступить. Урмане, похоже, только на весну нацеливаются. Но тоже все понимают – кто раньше нападет, тот больше и заберет. А нам… Против тех и других одновременно драться – тяжко. И потому Русе выгодно иметь сильного соседа. Помощь соседнему княжеству, забота о нем – так работает наше чувство самосохранения. Понятно я объяснил? Так что скажешь, боярин? Сможешь побыстрее совет собрать, и вече провести? До того, как полки из Бьярмии явятся. Вече до посадского совета…
Боярин-советник думал не долго, и вместо ответа взял со стола, и под кушак отправил мешочек с золотыми монетами. Посадника Ворошилу такой ответ удовлетворил. Действие было несомненно яснее, чем самые красноречивые слова.
– Пять дней. Не раньше, и не позже… Раньше ты членов своего совета собрать не успеешь.
– Никак не успею…
– Может, сам в сани сядешь, да съездишь за теми, кто дальше других от пожара убежал? По дороге и поговорить с человеком сможешь. А кто с тобой не согласен будет, тот пусть и не доедет до дома. Все одно половину совета собрать сможешь. Это уже по закону будет. А у каждого члена совета своя поддержка на вече. Что они скажут, так вече и решит.
– Да, пожалуй, я съезжу, и даже знаю к кому. И пару десяток воев охраны с собой возьму. Верных людей. Что скажу – они сделают, что велю забыть, то и забудут.
– Вот и хорошо. Тех, кто в нашей земле поместья держит, не дергай. Я сам с ними побеседую. У меня найдется для каждого нужное слово. А пока сбитня на дорогу выпей, и поезжай, пока время темное…
Боярин Самоха встал. Ворошила постучал кулаком по столу. В ту же секунду, словно рядом стоял, в дверь вошел Самовит, выслушал приказание Ворошилы, молча и неуклюже вышел, и уже через мгновенье вернулся с подносом. Принес два жбана горячего сбитня. Видно, самовар со сбитнем так и держали горячим. Баклажки предназначались для хозяина и для гостя. Они сразу и выпили. Сбитень был терпок и приятен на вкус.
– Хмельного меда не предлагаю. Ты сразу отказался. И правильно. Когда сам санями правишь, лучше без хмельного ехать. Тем паче, в ночь. Ночная дорога тяжелая. Случись что, помочь некому будет. Да по льду и метет, кажется. А мечом ты зря не опоясался. Дорога по нынешним временам опасная. С твоим-то мешочком…
– У меня меч под облучком[28] лежит. Я за себя постоять сумею. Не боись, посадник, я еще не стал ни телом, ни духом…
– Тогда сделай все, как надо.
– Сделаю…
Как и что получилось там, на льду Ильмень-моря, боярин Самоха толком и не понял. Лошадь бежало ровно и ходко. Дорога была проложена плотная, укатанная полозьями саней и утоптанная копытами лошадей. Снег по краям дороги возвышался небольшим, ниже колена сугробом. Боярин слегка задремал. Он привык ночами спать, и бодрствование давалось ему с трудом. Впрочем, это боярина не сильно беспокоило. Когда дорога есть, легкая поземка, что метет по льду, не помешает лошади почувствовать под подковами укатанный наст, и она, в любом случае, довезет его до ворот, из которых не так давно выехала, и никогда не свернет на девственный снежный покров льда. Значит, и дремать можно без страха. Но все же глаза время от времени открывались, и смотрели вперед. Где-то там, на берегу, догорали последние костры. Это пришлые вагры поставили свои палатки, и между ними на открытом огне готовили себе пищу. У них, видел Самоха сам, и походные печки есть для палаток, но готовить они любят на костре. Так быстрее. А печь для тепла. Вагры давно уже улеглись спать, но костры еще догорают. Их изначально разводили большие и сильные, чтобы согреться и после дороги, и просушить пропитанную потом после работы одежду. Благо, кормить пламя было чем. С сосновых стволов срубали все ветки, и в костер их бросали вместе с хвоей. Это давало много белого дыма, но и много тепла вокруг костра. Смолистые ветки горели хорошо. За ваграми боярин Самоха наблюдал, когда еще только выезжал из ворот Людиного конца, отправляясь в Русу на разговор с посадником города Ворошилой. Костры и помогали определить, какое расстояние Самоха уже проехал, и какое еще осталось преодолеть. Убедившись, что к своему дому он неуклонно приближается, Самоха снова закрывал глаза, и дремал, даже лошадь не подгоняя.