Первонег повернулся, и посмотрел через плечо. К берегу, передвигаясь напрямую через лед, выходил большой отряд всадников, окруживших покрытые пологом сани. И рассмотреть, кто в санях, было невозможно и от расстояния, и из-за полога.
– Варяги… – без холода в голосе, не как положено говорить о врагах, ответил воевода. – «Красные щиты».
– Лютичи тоже красят свои щиты в красный цвет, – для чего-то сообщил князь Бравлин.
– Лютичам здесь взяться неоткуда, – спокойно ответил Первонег, зная, насколько далек путь от земель одного из самых закатных и самых сильных славянских племен до владений ильменских словен.
– Ваграм тоже было неоткуда взяться, – возразил Бравлин. – Однако же, они взялись, хотя от нас до ваших земель на целый день пути добираться дольше[13], чем от лютичей. Хотя, скорее всего, лютичам и правда здесь делать нечего. Они сейчас не воюют.
– Варяги возок сопровождают. Кто-то важный едет, – сделал вывод Первонег. – Они часто здесь бывают. Помощь в восстановлении Славена предлагают.
– Помощь? – переспросил Гостомысл.
– А зачем тогда нужно было город сжигать? – не понял ситуацию Бравлин.
– Когда город жгли, они еще не знали, что Буривой и Вадимир погибли. Тогда война за Бьярмию шла. Потому и пожгли.
– Ты, никак, их оправдываешь? – переспросил княжич.
– Я никого не оправдываю. Просто я с отроческих лет в седле сижу, и с того же возраста держу в руках оружие. Я даже родился во время боя…
– Как это? – не понял князь.
– Моя мама гнала сани, спасаясь от хозар, отстреливалась из лука, и, одновременно, меня производила на свет… Вот потому я по крови стал воем. Только родившись. И знаю, что такое война. Но врагов в варягах я, княже, не вижу. Они сделали то, что им нужно было сделать для победы в той войне. Извини уж, княже, за прямоту.
– Достойные воеводы слова, – оценил эту прямоту князь Бравлин.
– А что за помощь варяги предлагают? – поинтересовался Гостомысл, занятый своими мыслями, и не осуждающий воеводу за военную оценку происшедшего. Помощь попавшим в беду горожанам занимала его больше всего.
– Сначала князь Здравень послов от посадского совета прислал, предлагал кров тем, кто желает зиму в Русе провести. Особенно звал женщин с детьми.
– Это гуманно и здраво, – согласился Бравлин. – Совсем не в духе вражды. Вражда может быть непримиримой только между чужими людьми. Между почти своими все должны учиться прощать. А надежда, как я понимаю, у князя русов была простая – многие из тех, кто оценит гостеприимство варягов, может у них и остаться. Так совместились расчет и благородство, понятия, вроде бы, и несовместимые. И много согласилось?
– Единицы. У нас здесь женщины и дети вместе с мужчинами работают. Всем дело найдется. Дети, конечно, бревна таскать не могут, но ошкуривать их – как раз по детским рукам. Каждая семья стремится побыстрее землянкой обзавестись. Кто-то большие землянки строит – на две-три семьи сразу. Только чтобы перезимовать. А жить в Русе, вставать до света, и идти пешком через озеро, а потом к середине ночи возвращаться, чтобы опять до света подниматься – это трудно всем. Потому народ идти туда и не захотел.
– Это вся помощь? – поинтересовался Гостомысл.
– Еще княже Здравень приказал своим купцам артели плотницкие нам в помощь собирать, и отправлять. Со мной пока переговоры ведут. Артелям тоже платить след. А у меня средств на это нет. Обратился к посадскому совета, они еще решают. Пока не решили. Торгуются. У посадского совета, сказывают, тоже денег не много. Берегут. Боярин Пустило, даже не как казначей посадского совета, а как человек, всегда прижимистым был. У него воды в дождь не выпросишь.
– А казна княжеская? – спросил Гостомысл.
– В Кареле осталась. В крепости. Так воевода Военег сказывает. Он без твоего согласия, княжич, привезти не решился. А я требовать права не имею. И своих денег нет. Даже дом сгорел, продать нечего. Так бы продал…
– И что еще русы предлагают? – продолжил разговор Бравлин.
– Посадник Русы Ворошила не ко мне обращался, а напрямую к посадскому совету. Предлагал займы дать под проценты. На восстановление города. Пока, как я знаю, торгуются с Пустилой из-за процентов. Ба! Да это, кажется, сани самого князя Здравеня. Я десятника из его охраны узнал. Такая длинная борода во всей Русе у него у одного. Кого еще может княжеская охрана сопровождать? Не иначе, узнал, княжич, о твоем приезде, и спешит тебе навстречу…
– Поприветствовать? – спросил князь Бравлин.
– Скорее проверить мою реакцию относительно сожжения Славена, – предположил Годослав. – Князь Здравень – очень скользкий человек. И вообще он не любит прямого разговора. Всегда увиливает от него, не говорит ни «да», ни «нет», и действует через своих людей. Сначала старается «мнение создать», а потом что-то предпринимает. Я удивился, как он, такой осторожный, допустил сожжение Славена. Обычно Здравень избегает любого обострения и нарушения своего спокойствия. Сна, то есть. Здравень спит даже на заседаниях посадского совета. Впрочем, я с ним всего дважды встречался. Оба раза уже после смерти старших братьев. Но впечатление он оставил неприятное.
13
В конце восьмого века вагры считались одним из самых западных славянских племен. Земли венедов, которые когда-то построили и Венецию, и свою столицу Вену, и Потсдам с близлежащей деревенькой Берлин, к тому времени уже были захвачены германскими племенами, к которым принадлежали и франки. Сами венеды частично были истреблены, частично ассимилировались среди алчных пришельцев.