Бобрыня тоже все это наблюдал. Он неторопливо развернул свою полусотню, и медленно стал набирать скорость, тогда как преследователи мчались во всю силу своих лошадей, на ходу разворачиваясь в атакующую лаву.
– Русалко! – позвал Гостомысл.
Мощный конь сотника стрельцов тут же остановился рядом.
– Там человек на рыжем коне, который нападением командует. Он мне нужен. Добудь его живым. Достанешь коня? – Гостомысл посмотрел на стрелу, уже зажатую между пальцами сотника. Князь-посадник вспомнил, как Русалко убивал коней под свейским конунгом, не позволяя тому убежать, и желал повторения.
– Далековато. Но я попробую.
Рядом с тем человеком, что гарцевал на рыжем тонконогом коне, остался только десяток воев. Из этого можно было сделать вывод, что человек это не простой, и держит при себе охрану. Может себе такое позволить.
– Действуй… Вспомни свеев. Тоже река. Так же – бей…
Русалко отъехал к своей сотне, дал какие-то команды. Подождал какого-то одному ему ведомого момента, потом сам натянул свой большой лук.
Преследователи уже не сомневались в том, что они догонят полусотню Бобрыни. И разогнались так, что не могли остановиться. И даже поворот реки могли бы проскочить по инерции. Но не успели, потому что раздался звонкий характерный треск – это послышались удары тетив по защитным дощечкам на левой руке каждого стрельца. Но треск этот не стал единичным явлением, и продолжился почти без перерыва. Проводник Казце никогда и предположить не мог увидеть такое зрелище. Он опомниться не успел, а все преследователи вдруг превратились только в коней. Так Казце показалось. Будто бы и не люди это были в шапках с лисьими хвостами, а какие-то оборотни. И только через мгновение проводник сообразил, что стрелы новгородских стрельцов просто выбили преследователей из седел. А сотник Бобрыня остановил свою не успевшую разогнаться полусотню, снова развернул, и послал воев ловить коней.
Тем временем и сам сотник Русалко послал стрелу, которая выбила из седла одного из воев, окружающих человека в черном плаще. Расстояние все же для точного прицеливания было великоватым. Не все, что глаз видит, может точно поразить стрела. А посылать стрелы наугад, просто в некую массу, стрельцы не привыкли. Русалко дал команду, и сразу послал коня вперед. За ним устремился только один десяток. Человек в черном плаще не понял, видимо, что произошло с его отрядом. Он видел только приближение десятка стрельцов, и без сомнения свой десяток повел навстречу. Но уже на более короткой дистанции, когда можно было различить бородатые лица противников, Русалко дал резкую и громкою односложную команду:
– Бей!
Лошади не стали бежать медленнее, но луки поднялись, стрелы сорвались, и человек в черном плаще вдруг обнаружил себя в одиночестве, лежащим лицом в снегу. Все его окружение было перебито, и конь его со стрелой в груди лежал за спиной, через которую всадник перелетел. И в этом полете его черный плащ распустился хвостом какой-то страшной птицы. Но полет продолжился недолго. Однако сдаваться вой не пожелал. Он резко вскочил, выхватил меч, и поднял его над головой, словно пригрозил. Русалко убрал лук, и тоже обнажил меч, что достался ему после захвата конунга Эйстейна Оборотня. Но опробовать новое оружие сотник стрельцов не успел. Кто-то из недавних пленников человека в черном плаще сам освободился от веревки, с веревкой же в руках подскочил к своему пленителю сзади, и набросил тому на шею петлю. И после этого передал конец своей веревки другим пленникам, и что-то крикнул. Те, еще не успев собственные шеи от другой веревки освободить, дружно побежали по льду, и поволокли за собой человека в черном плаще. И бежали при этом так быстро, что Русалко даже коня гнать не стал, он уже увидел, что у этого человека голова свесилась набок, как у мертвой птицы. Значит, петля сломала ему шею, и, если не задушила, то все равно убила. Но, в отличие от полета с убитого коня, внизу хвост птицы не распушался, а только жалко волокся по снегу.
Русалко убрал меч в ножны, и поднял руку, приглашая к себе князя-посадника Гостомысла и всех остальных. Сам он стоял уже в окружении снимающих со своих шей веревки людей. Многие, освободившись, сразу пустились бежать в сторону горящих и дымящих зданий поселения, надеялись, наверное, хоть что-то в своих домах спасти от пламени. Но многие остались на льду, и что-то говорили на незнакомом сотнику стрельцов языке.