– Разве ты в поле уже все дела закончил, что бежишь на охоту? Сегодня я начну сеять, оставайся дома! Ты что, всю работу на меня одну взвалить хочешь?
– Ты что же, выходит, не пускаешь его? - с прищуром глянул на нее парень.
– Иди, иди, и один сходишь! - махнула Сием. - А у него и дома дел хватит!
– Да ведь он вовсе и не муж тебе, - гнусно хохотнул парень, показав золотые коронки. - Что же, выходит, работать заставляешь, а им самим брезгуешь?
Кием осторожно провел рукой по лезвию топора. Он узнал старый отцовский топор: каждый год он рубил им деревья, когда начинали расчищать под посев новый участок. Кием вдруг вспомнил, что раньше у старика было два таких топора. Этот старик выковал собственными руками.
– Ладно, иди один, я не пойду! - бросил он парню, а сам повернулся к Сием, и как долгий вздох, у него вырвалось: - Тоска, вот и захотелось поохотиться, только и всего…
Ее вдруг охватило раздражение.
– Раньше ты тоже, бывало, говорил, что тебе скучно, и удирал из дому!
Это был первый их разговор после его возвращения. Повернувшись, Сием торопливо поднялась в дом. Она боялась, что не сдержится и вот-вот расплачется прямо на их глазах. Ей вдруг необыкновенно отчетливо припомнился тот день, когда Кием зверски избил ее кнутом. Даже показалось, что от него вновь разит одеколоном и американскими сигаретами.
Дело шло к лету, и в то утро солнце поднялось очень быстро. Дорога от села ко вновь расчищенным под поля участкам проходила у подножия скалистой гряды. Ручей здесь пересох. Лишь кое-где в маленьких редких лужицах сверкала застоявшаяся вода, а в глубоких излучинах она позеленела и замутилась. Острые большие камни с отметиной прошлогоднего наводнения на боку дыбились у края неширокой тропинки. Громко кричали дрозды. На скале белыми пушистыми полосками висели облака, постепенно становясь розово-красными в лучах восходящего солнца.
В горах разносились голоса перекликающихся женщин, слышался чей-то негромкий разговор. Бежавшие за хозяевами собаки с громким лаем прыгали по камням через маленькие ручейки. Пахло табаком и свежей смолой.
Удушливой пороховой гарью веяло от лесов, подвергшихся бомбардировке самолетов Б-52. Давно уже не было в здешних лесах такого оживления, как сейчас. Быстро выжигались подготовленные участки, и они покрывались блестящей черной жирной золой. Звериные тропы, дорожки, протоптанные солдатами-носильщиками, едва заметные тропинки командос и вражеских лазутчиков, оставшиеся здесь с прошлого года, - все эти пересекающиеся, перекрещивающиеся на земле тропинки, прежде столь тайные, теперь лежали оголенные, открытые глазу, петляя от одного горного поля к другому.
Сием вела мужа по одной из тропинок, проложенной здесь солдатами. У края недавно выжженного участка она остановилась. Здесь еще слабо тлели пни. Редковатый дымок, поднимаясь вверх, задерживался в кустарнике по ту сторону ручья. Взрывы бомб, доносившиеся со стороны дороги № 9, как будто отдалялись. Каждый раз, услышав их, Сием с обеспокоенным видом поднимала голову, и на лице ее появлялось растерянное выражение. Она подмешивала золу в разложенный на промасленном брезенте семенной рис, как вдруг услышала на том склоне истошный крик жены Ни То. Сием, решив, что с соседкой случилось несчастье, тотчас же бросилась туда, на бегу закручивая рассыпавшиеся волосы. Однако, добежав, только и протянула: «А-а-а…» Сием увидела самого Ни То. В измазанной золой, распахнутой на груди гимнастерке, он крепко держал за голову извивавшуюся змейку (причем хвост змеи обвивался вокруг его шеи) и, хохоча во все горло, гонялся вокруг дерева за женой, которая, подобрав юбки, с визгом удирала от него.
Сием постояла, посмотрела, как дурачатся соседи, и пошла назад, почувствовав вдруг невероятную усталость во всем теле.
Кием с топором в руке сидел на поваленном дереве. Его ботинки и подвернутые брюки были мокрыми от росы.
– Давай работай, солнце вон уже где! - раздраженно прикрикнула на мужа Сием и послала его подобрать с участка все несгоревшие большие сучья, которые можно было бы использовать для плетня.
Взяв заостренную палку, она стала делать лунки, закладывая в каждую из них по два зернышка и тут же засыпая их землей. «Теперь зерна будут в сохранности, - подумала Сием, - никакой пичуге до них не добраться».