– Не можете ли вы объяснить мне, ребята, что же все-таки произошло? Если это, конечно, не противоречит вашим правилам.
Они повернулись ко мне с одинаковым выражением холодного презрения на бесстрастных лицах. Квиллан вопросительно взглянул на Барнстока, тот в ответ кивнул головой.
– Твой старый приятель попросту обвел тебя вокруг пальца, Джеймисон, – сказал Квиллан. – Мы занимаемся этим делом из-за его политической окраски. Наша задача – доказать, что федеральное правительство не замешано ни в какой секретной сделке по продаже или поставкам оружия. Ты помог Бискэю украсть очень большую сумму денег. По меньшей мере миллион. Может быть, пять миллионов. Он заранее приготовил себе убежище. У тебя такого убежища нет. Но, мой милый друг, существует несколько группировок очень решительных людей которые знают об этой сумме и, возможно, знают также, кто ее украл’ И они не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить эти деньги. Мы легко вышли на тебя. Они тоже могут на тебя выйти. ТЫ ходишь по лезвию ножа, приятель. Они не станут возиться с магнитофоном, как мы. Им нужно знать, где находится Бискэй и черный чемодан. И они будут спрашивать до тех пор, пока ты не расколешься.
Я стоял и смотрел в окно, как они сели в “мерседес”, зажгли фары и уехали. Улица была пуста, на садовой дорожке лежали резкие и черные, как смоль, тени от деревьев. Я запер все двери в доме, от души проклиная Винса Бискэя. И самого себя.
Я позвонил в участок Полу Хейсену, но мне ответили, что он дома. Я позвонил ему домой и спросил, могу ли я ненадолго уехать. Он вежливо, но твердо отказал. Он ответил, что, если я уеду, меня вернут обратно. В сердцах я швырнул телефонную трубку.
Глава 12
Мне ничего не оставалось делать, только ждать. Шли дни. Я не знал, правду ли сказал Квиллан об угрожающей мне опасности или просто хотел меня напугать. Но каждый раз, когда я думал о Винсе, мне казалось все более и более вероятным, что он намеренно подставил меня своим друзьям, чтобы убрать с дороги. Я перестал выходить по вечерам из дома. Пробовал играть в клубе в гольф, но координация движений оставляла желать лучшего, к тому же я никак не мог сосредоточиться. Вечерами я пытался читать, но не мог вникнуть в смысл повествования. Я отклонял все приглашения и отказывался от помощи друзей, которые стремились меня поддержать.
Несколько раз ко мне заходил Пол Хейсен. Он ни разу не заговорил со мной о Лоррейн. Двадцать восьмого мая, в среду, Пол пригласил меня в полицейский участок, чтобы я написал официальное заявление. Он, походя, сообщил мне, что Э. Дж. дал ему ключи от коттеджа и он уже побывал там, но не обнаружил следов пребывания Лоррейн.
У человеческого организма есть предел. Он не может бесконечно оставаться в состоянии напряжения. Я впал в состояние апатии. Один раз я позвонил домой Лиз Адамс. Как только она поняла, кто с ней говорят, тут же бросила трубку. Я все больше и больше пил. Но напивался не до полной невменяемости, а до того состояния, когда все острые углы сглаживаются, а мысли становятся бесформенными и вялыми, и можно их не бояться до следующего утра.
Временами я думал о деньгах, о толстых коричневых свертках на дне ящика. И тогда я грезил о яхтах и коралловых лагунах, прекрасных женщинах и бриллиантах, об экзотических винах и мраморных дворцах неведомой далекой страны. Но постепенно мысль о деньгах перестала вызывать меня это сладкое замирание сердца и учащенное биение пульса. Мое нынешнее состояние было лишь жалким подобием того восхитительного ощущения, которое я испытал, впервые заглянув в черный чемодан. Теперь это были просто бумажки, аккуратно связанные и запрятанные в фанерном ящике. Я был сказочно богат, и что из того? Однажды я сел за стол в гостиной и рассчитал, какой доход мог бы получать, положив деньги в банк. Получилось двести шестьдесят тысяч в год. Около семисот долларов в день. Я испытал приступ отчаяния от того, что так глупо теряю время. Но я никак не мог уехать и вынужден был сидеть и ждать. Наверное, можно было попытаться бежать, но тогда меня объявят преступником и скорее всего поймают – вот чем все это закончится. Нет, лучше уж дождаться, когда в один прекрасный день ко мне придет Пол, чтобы официально снять с меня все подозрения. А пока надо набраться терпения. Когда мой бумажник будет пустеть, я могу доставать по две банкноты из письменного стола. Расходы мои были невелики, этих денег должно хватить надолго. Очень надолго.
Для отвода глаз я договорился о встрече с Арчи Бриллом, зашел к нему в контору и поговорил о разводе. Он сказал, что я смогу начать бракоразводный процесс примерно через два года.
Выйдя от него, я зашел в бар и там случайно посмотрел на себя в зеркало позади стойки. Арчи говорил мне, что я выгляжу неважно, да я и сам подозревал об этом. Но в этом зеркале голубоватого оттенка я увидел совершенно изможденного человека с землистым лицом, ввалившимися глазами и глубокими морщинами возле рта.
Что я мог поделать? Ночами напролет я лежал без сна в комнате для гостей, которая теперь была моей спальней, и слушал тяжелые и глухие, как из подземелья, удары своего сердца. В моей жизни была одна сплошная пустота, которую нечем было заполнить. Весна перешла в знойное, Душное лето, и каждый мой день был похож на предыдущий как брат-близнец. Все это медленно сводило с ума. Я сказал Ирене, что больше не нуждаюсь в ее услугах. В доме теперь было пыльно и грязно, трава в саду выросла и пожухла. Несколько раз мне звонила Тинкер в надежде, что я ее приглашу, но мне не хотелось ее видеть.
Только один вечер врезался мне в память. Я был пьян. В полночь очнулся у телефона, с трубкой в руках, слушая длинный гудок. У меня было страстное желание позвонить кому-нибудь, все равно кому, и сказать: “Я убил их. Это я убил их обоих”.
Отчаянным усилием воли я оторвал себя от телефона, едва отдавая себе отчет в том, что был на волосок от гибели. Впервые в жизни я постиг дикое желание исповедаться.
Я пошел к себе в спальню и стал делать то, чего не делал с тех поп как был ребенком. Я встал на колени возле постели, сложил руки, склонил голову, закрыл глаза и попытался молиться.
– Господи, помоги мне, – шептал я.
Ответа не было. Я был пустотой, вставшей на колени и взывающей к другой пустоте. От шероховатого пола болели колени.
– Кто я?
И услышал свой собственный ответ. Убийца. Вор. Лжец. Пьяница.
Я уложил свое пустое тело, в котором уже не было души, в постель и постарался забыться в коротком сне, больше похожем на умирание.
На следующий день я не мог найти себе места. Бродил и бродил по пустым комнатам моего заброшенного дома. Перед наступлением сумерек на город обрушилась короткая, но бурная гроза. Я наблюдал за ней из окон гостиной. Мой дом был похож на стойкий корабль, ведомый твердой рукой сквозь бушующий шторм, освещаемый разрядами молний. Но небо быстро прояснилось, и гроза, воинственно громыхая, ушла к юго-западу, а последние лучи заката окрасили город золотом. Меня не покидало странное, необъяснимое чувство ожидания или, вернее сказать, предчувствие какой-то важной перемены. Я вдруг понял, что именно это ощущение не давало мне покоя с самого утра. Я оделся с давно забытой тщательностью, вышел на улицу и сел в машину. Что-то меня гнало из дома, и я поехал, сам не зная куда.
Глава 13
Я остановился напротив ресторана “Сайдвиллер”, примерно в восемнадцати милях к югу от Вернона, у самой границы штата, и зашел в бар. Он стоял прямо возле шестирядного шоссе, освещенного по обеим сторонам сумасшедшей, кричащей неоновой рекламой. Здесь, на небольшом отрезке вдоль шоссе, было все – рестораны и бары, клубы и мотели, магазины сувениров и закусочные, стриптиз-клубы и биллиардные, казино и кинотеатры, где можно посмотреть фильм, не вылезая из машины.
Мне приходилось бывать здесь прежде, во всякий раз с шумной компанией, после вечеринок. Ресторан “Сайдвиллер” был здесь одним из самых шикарных. Перед его входом располагалась большая заасфальтированная площадка, ведущая к массивным белым ступеням. На гигантской неоновой рекламе был изображен плывущий по Миссисипи колесный пароход с вращающимися лопастями и мерцающими огнями. Когда вы подъезжаете на машине к бару, к вам тут же выбегает швейцар, услужливо распахивает перед вами дверцу, а затем другой служитель отгоняет машину на стоянку. Внутреннее оформление бара полностью соответствует названию. Иллюминаторы медные колокола и корабельные штурвалы, навигационные карты и красно-зеленые цепочки бегущих огней, а в довершение картины – в игровой комнате крупье, одетые под матросов с Миссисипи, – и вот вы уже как бы плывете на уютном старинном пароходе. Игра здесь шла по-крупному и не всегда честно. Ни для кого в Верноне не было тайной, что бар так и кишит шулерами и проститутками, но это мало кого отпугивало: здесь подавали превосходные напитки и еду по вполне умеренным ценам. Публику привлекали также выступления довольно известных артистов на сцене этого заведения.