Наступила тишина, нарушаемая лишь голосистыми криками чаек, пролетавшими над кораблем.
— А мой отец, видно, не доплыл до берега, — наконец подал голос Марков.
— Теперь и я это понял, — грустно отозвался адмирал.
«Алмаз» ошвартовался у деревянного пирса. На корабле прозвучал отбой аврала. Но Марков не уходил с мостика. Он ждал адмирала. Тот стоял у штурманского столика рядом с лейтенантом Рудневым и что-то разглядывал на карте. Марков не хотел его отвлекать.
— Оба корабля погибли неподалеку от острова. — Адмирал взглянул на Маркова. — В Москве я постараюсь просмотреть кое-какие архивы…
Лицо капитана 3-го ранга оставалось задумчивым.
— Я очень прошу вас, если узнаете что-либо новое о тральщике, сообщите, пожалуйста, мне. Нам с братом хочется знать все подробности о гибели отца…
Адмирал кивнул головой:
— Я вас понимаю…
— Разрешите построить экипаж для проводов? — спросил капитан 3-го ранга.
— Не надо. Пусть люди отдыхают после похода…
И, пожав Маркову руку, он пружинисто сошел по трапу на берег. Там его уже ждала машина.
Вернувшись к себе в каюту, Марков достал из стола письмо ветерана Северного флота, которое получил еще весной, и вновь перечитал его.
«Сам я в точности не знаю, как погиб твой отец, — писал ветеран. — Но позже слыхал от флагманского штурмана, что их корабль торпедировала вражеская подводная лодка в тот момент, когда он вел траление донных мин на фарватере неподалеку от острова Баклан. Торпеда угодила в корму корабля. В тот же день, 5 июля, субмарина торпедировала и сторожевой корабль «Алмаз»…»
Марков свернул листок. Теперь он знал, о чем расскажет брату Павлу, когда поедет к нему на заставу. А поехать ох как надо! Тут дело такое…
В каюту заглянул замполит.
— Слушай, чем ты покорил адмирала? — спросил Румянцев, улыбаясь краешками губ.
— А что?
— Разрешил тебе не строить экипаж корабля по случаю схода на берег. Редкий случай, скажу тебе. — И, не дождавшись ответа, добавил: — А мне тебя жаль. Погляди на себя в зеркало. Бледный, под глазами синие круги… Всю ночь простоял на мостике. Что, разве у тебя нет помощника?
— У нас был посредник… — начал было возражать Марков, но замполит перебил его:
— Ладно, не оправдывайся… Я к чему все это? — Румянцев скосил на него глаза. — Как бы в ночь нам снова не пришлось шлепать в море. Я только от дежурного по бригаде. Из Москвы от Егорова был звонок… Посоветовал нашему Громову держать уши топориком.
— Что, опять «рыбаки»?
— Может, и «рыбаки». Поживем — увидим.
«Оба корабля погибли неподалеку от острова, — почему-то подумал Марков, когда остался в каюте один. — Прав адмирал, на войне по-всякому случалось. Теперь, наверное, и документов никаких не найти».
3
Была уже глубокая ночь. В густо-синем небе перешептывались звезды. Капитан 1-го ранга Егоров все еще работал в кабинете. Ему никто не мешал, правда, в девятом часу вечера позвонила жена и, узнав, что он задержится, сообщила: пришло письмо от Юрия, ему, видно, скучно там. При этих словах Егоров нахмурился. Будь он сейчас дома, непременно сказал бы Зинаиде: «На службе скучно не бывает. Наш Юрик валяет дурака». По телефону он лишь коротко бросил: «Меня не жди, я буду поздно». Зинаида, за многие годы привыкшая к беспокойной службе мужа, лишних вопросов не задавала, сказала только, чтобы он выпил чаю.
Последние дни Егоров поздно приходил домой; проводилась важная операция, в которую были втянуты многие люди. И что особенно его беспокоило, так это поведение Коршуна — как бы тот не ускользнул. Под этой кличкой на Севере действовал опасный и хитрый враг.
Егоров вздохнул и второй раз прочел донесение, полученное от капитана 2-го ранга Ермакова. Насторожило его не то обстоятельство, что ночью был запеленгован радиопередатчик, а то, что оперативная группа никого не обнаружила. На место выезжал сам Ермаков, а уж он-то человек весьма опытный. Егоров задумался: кто мог вести радиопередачу глубокой ночью? Может быть, это дело рук Коршуна? Если дал о себе знать, значит, торопится. Ему, конечно, нужна связь. Без связи он как без рук.
Егорову было ясно, что главные события еще впереди и в этой операции могут встретиться любые неожиданности, поэтому всем, особенно Ермакову, надо быть осторожными. Теперь для него, как руководителя операции, начался другой отсчет времени, где на учете каждая минута. И все это время, каким бы томительным оно ни было для Егорова, ему не давала покоя мысль о Коршуне.