— Курс к острову Баклан.
Положив трубку на рычажок, Петр Кузьмич взглянул на Лену. На ней вишневого цвета шерстяная кофта, черный платок подчеркивал ее белую, как морская пена, шею, бледно-розовое лицо. Но почему-то девушка грустная, и это не ускользнуло от глаз капитана.
— Ты садись, поговорить надо… — кивнул на кресло Петр Кузьмич, но кто-то постучал в дверь. — Да, войдите.
В дверях появился боцман Колосков.
— Простите, Петр Кузьмич, что я помешал вам… — начал боцман, косясь на Лену, — но я вынужден вас предупредить…
— О чем? — удивился Петр Кузьмич.
— Вы приказали идти к острову Баклан, — с тревогой в голосе продолжал боцман, — но там рыбачить опасно. Попадаются плавающие мины времен войны. Недавно пограничный корабль «Алмаз» уничтожил одну «рогатую смерть».
— Спасибо, Юрий Иванович, за информацию, — прервал боцмана капитан, — но у нас нет другого выхода. Мы будем осторожны…
Боцман, потупясь, удалился. Петр Кузьмич вновь взглянул на Лену. «Хоть и не ученая, как мой Степан, но будет доброй женой», — подумал он и почувствовал, как от этой мысли защемило сердце. Поженились бы… Дела у Степана идут хорошо. Он скоро станет старшим конструктором…
Петр Кузьмич часто уходил в море на промысел. На берегу доводилось бывать редко, и он скучал по сыновьям, хотя никому об этом на судне не говорил. Вот только Лене как-то признался, что порой ему до боли в сердце хочется видеть сыновей. Когда Степан подружился с Леной, Петр Кузьмич так возрадовался, что скрыть этого от других не мог. Лену он знал давно, еще когда она училась в школе, и лучшей девушки для Степана не желал. Месяц назад, когда Петр Кузьмич собирался в море, к нему на часок заскочил Степан, и тогда, не мешкая, он спросил:
— Ты когда, сынок, женишься?
Степан загадочно улыбнулся, но ничего определенного не сказал.
— Что, не по душе Лена?
— Чего ты, батя, все допытываешься? — серьезно отозвался сын. — У меня сейчас столько работы, что и дохнуть некогда.
— Ну, ну… — буркнул отец.
И теперь Петр Кузьмич пожалел, что не настоял на своем. Лена, видимо, тоже с этим согласна. Но почему она такая грустная? Лена опустила глаза и тихо, словно боялась в этом признаться, ответила:
— Поссорились мы со Степаном.
— Что, отставку ему дала? — Петр Кузьмич засмеялся, но тут же его лицо сделалось серьезным. — Неужто обидел? Зла за Степаном вроде не водилось. Ладно, дочка, на меня не сердись. Отец я ему. Разумеешь? Ты вот спроси, о чем мечтает старый капитан, и я тебе откроюсь. Хочешь?
Лена улыбнулась:
— Ну, если не секрет…
— Скорее бы ты вышла за Степана да внука бы мне родила. Уж так я о внуке мечтаю, что и про море свое да корабли забыть не грех.
Лена смутилась. Она любила Степана, но почему-то стыдилась признаться в этом Петру Кузьмичу, хотя после гибели отца он стал для нее близким человеком.
— Рано вы о внуке… Я-то ему еще и не жена… — Голос ее дрогнул, и она отвернулась, чтобы капитан не видел ее слез.
— Чего поссорились-то? — вновь спросил Петр Кузьмич, не спуская с радистки пытливых глаз.
— Чудной он… — Лена поглядела в лицо Петру Кузьмичу. — Приехал на полдня, схватил меня за руку и кричит: «Пойдем регистрироваться». Ну разве не чудак?
Петр Кузьмич, улыбаясь шершавыми от ветра губами, рассудил:
— Оно конечно, Степан без всякой стратегии с тобой… Но человек он серьезный. Не подумай, что если сын мой, так я его хвалю.
— Как же можно без мамы? — холодно спросила Лена. — Вот приедет, и пусть у нее просит моей руки.
— Ну, это ты зря…
— Нет, я так хочу и по-другому делать не стану.
Капитан стоял у иллюминатора и думал о чем-то своем. Кряжистый, как старый дуб, в черной стеганке и больших кожаных сапогах, он был чем-то сродни морю: крутой нрав, седина на висках, словно соль морская осела. От одежды пахло рыбой, морскими водорослями. Этой ночью особенно тяжко было на мостике: обжигал ветер, не раз накрывала волна…
— У вас стеганка в пятнах соли, — заметила Лена, чтобы нарушить неловкую паузу.
— Пятна водой смоются, — сделал вывод Петр Кузьмич. — Ты, Лена, бойся пятен на душе…
Капитан сел к столу. Лена заметила, что его полное, цвета кофейной гущи лицо стало задумчивым, а в серых больших глазах, над которыми нависли густые брови, застыла настороженность. Лена не знала, как ей поступить: то ли идти в радиорубку, то ли стоять вот так, молча, стоять и ждать, что еще он скажет? Неожиданно Петр Кузьмич заговорил о своей жене: