— Есть! — ответил майор.
Егоров остался стоять у карты.
1
Командир пограничного корабля «Алмаз» капитан 3-го ранга Марков сидел в своей каюте угрюмый. Ему так и не удалось навестить в госпитале больную жену. Капитан 1-го ранга Громов строго предупредил его: с корабля не отлучаться.
«К нам прибыл флагман. Он будет руководить учением», — добавил комбриг.
Марков в такой ситуации не мог отпрашиваться на берег. До боли стало обидно, что не удалось увидеть Любашу. Правда, их соседка, жена штурмана с другого корабля, успокоила его, сообщив, что вчера была в госпитале, Люба чувствует себя лучше. И все же Марков волновался. Перед самым выходом в море он позвонил домой. Трубку взял сын. Узнав голос отца, Олег обрадовался:
— Когда прибыл с моря? Почему не забежал домой? Маринка слушается, кушает хорошо. Все просит достать краба. Ждем домой.
— Я снова ухожу в море, — грустно произнес Марков. — Сам дома хозяйничай. Приглядывай за сестренкой. Маму поцелуй за меня. Понял, да? Ну, будь здоров!
Марков положил трубку, поблагодарил дежурного по бригаде за городской телефон и заторопился на корабль. Пожалуй, впервые в жизни ему не хотелось идти в море, хотя оно и стало его главной заботой. «Эх ты, робинзон-мужчина, мечтаешь о береге, — упрекнул он себя. — Объявлена готовность, и тебя никто не отпустит. Да и сам ты не пойдешь, когда вот-вот корабль отдаст швартовы. Лучше думай, как успешно провести учения».
…Марков выглянул в иллюминатор. На море свежо и мглисто. Над горбатыми скалами, причудливо возвышавшимися над водой, курился сизовато-молочный туман. Чайки с криком носились над бухтой. В их крике было что-то тревожное. К соседнему причалу пристал белый пароход, и пассажиры стали сходить на берег. Какой-то лейтенант встречал своего отца, приехавшего в гости на морскую границу. Подскочил к нему, обнял и стал целовать. До слуха Маркова донеслось: «Отец, я так ждал тебя!» Он говорил еще что-то, но ветер относил его слова в сторону, и Марков не смог их разобрать. Впрочем, он уже не прислушивался, потому что будто наяву увидел своего отца. Отец… У Маркова заныло сердце. Так бывало с ним всегда, когда вспоминал отца. Тот не раз приходил к нему во сне, улыбался, напоминал о себе морской фуражкой, что висела в доме на гвозде, залинялой тельняшкой, которую свято берегла мать…
«А мы-то с Павлом так и не узнали, как погиб отец, — вздохнул Марков. — Но где искать свидетелей той трагедии, когда свинцовые волны сомкнули в своих объятиях охваченный пламенем корабль?» С тех пор прошло немало времени — годы и годы, они притупили боль в душе, но заставили сыновей Маркова все чаще думать о своем отце. Однажды эту мысль капитан 3-го ранга Марков высказал своему замполиту. Тот долго молчал, а потом как бы вскользь обронил:
— Многих потеряла Родина, но забывать их никак нельзя. Мы — стражи морской границы…
Поначалу он не вник в слова замполита, а когда вник, то понял их так: ты, Марков, не очень-то пекись о своем горе, потому что не один ты потерял на войне дорогого человека. Так что будь к себе жесток и не впадай в отчаяние. Что ж, замполит прав, и Марков не собирался оправдываться, он лишь тихо молвил:
— У каждой реки — свой исток. Стало быть, и в моей жизни есть свой исток. Ну, а наше военное дело, или, сказать проще, пограничное, никак не пострадает, потому как оно живет в нас самих…
В том, что сказал ему замполит, Марков уловил отзвук собственных мыслей. Здесь, на Севере, о подвиге его отца знали не только люди военные, но и рыбаки. Вот хотя бы экипаж «Кита», где недавно он был желанным гостем. «Я не видела вашего отца и даже не знаю, где он воевал, — говорила ему Лена Ковшова, радистка с «Кита», — но когда услышала от капитана судна Петра Кузьмича Капицы, что в одном из боевых походов ваш отец провел корабль сквозь минное поле, я невольно подумала — вот это смелость!»