В борт гулко ударила волна. Судно резко накренилось, и Лена едва не упала. Капитан даже не качнулся: четверть века на море!
— Ну и поворот, а? — капитан усмехнулся. — Видно, на руле стоит курсант. — Петр Кузьмич нагнулся к переговорной трубе, запросил ходовой мостик. — Кто на руле? Ты, Кольцов, да? Ты что, парень, на телеге едешь? Ах, ты не рассчитал! Да я тебя завтра спишу на берег, если будешь еще такие штучки откалывать. У меня тут был уже один «герой», Петька Рубцов. Катер угробил, сам погиб и ребят загубил.
— Виноват, капитан, — отозвалась труба.
— Сам вижу, что виноват. — Петр Кузьмич присел к столу. — Ох, этот курсант! И на кой шут мне его прислали на судно?
— Кольцов симпатичный…
— Я не о том, — смутился капитан. — Лезет в каждую дырку. То ему растолкуй, это растолкуй. Ему надо самому набираться опыта. Будущий штурман! А он на руле — как всадник на горячем скакуне. — Петр Кузьмич прикрыл дверь каюты. — Я тебе хочу сказать… Ты Кольцова в радиорубку не пускай…
— Он слушал последние известия, — смутилась Лена.
— А Колосов что у тебя делал? — насупился Петр Кузьмич. — Помолчи лучше… Слушай, дочка, — сказал он помягче, почти ласково, — ты не обижай Степана. Любит он тебя. Что ж, если так, то подождем, когда приедет твоя мать. Ася Ивановна, пожалуй, согласится.
— Может, и нет, — потупилась Лена. Она хотела еще что-то сказать, но в каюту без стука ввалился хмурый боцман. На правой руке у него кровоточил палец.
— Что? — удивился капитан, рассердившись, что Колосов вошел к нему без стука.
— Волной сорвало шлюпку. Я вот крепил ее. Малость палец прищемило. Ты извини, капитан, дело у меня. Голиков-то совсем нет. Когда бросим якорь у острова Баклан, я с ребятами высажусь на часик. Там березняка — уйма. Нарежем — и на судно.
— Добро, — согласился капитан. — Возьмешь с собой и Лену, покажешь ей там пещеру.
— Чего там девушке делать? — сухо возразил боцман. — Да и некогда мне лазить по камням. Я — боцман, мое дело — порядок на судне. Экскурсии устраивать, капитан, не мое дело. Кольцов вокруг нее порхает, пусть он и сводит в пещеру… Ну, я пошел.
Петр Кузьмич взглянул на Лену.
— Ревнует, видать, тебя к Сережке?
— Что вы, Петр Кузьмич… — Лена наклонила голову, отвела глаза в сторону, но тут же вновь поглядела на капитана. — Вы бы знали, какой Колосов хозяйственный человек. Мамы нет, так он и дров мне наколет, и угля принесет, даже рыбы свежей наловит. У него свой катер. Мы ходили с ним на остров Баклан за грибами. Ох и птиц там много! А у вас есть свой катер?
Капитан сказал, что катера у него нет, да и зачем ему катер, когда прогуливаться ему не с кем. Правда, в прошлом году, когда сын приезжал к нему в гости, они рыбачили. Тогда выдался теплый летний день, ветра не было, над морем ярко светило солнце.
— Сынок мой даже искупался, — похвалился Петр Кузьмич. — Ягод мы там набрали, дома варенье сварили…
Наказав Лене держать связь с портом, Петр Кузьмич поднялся на ходовой мостик. Дождь угомонился, и сквозь тучи проклюнулось рыжее солнце. Море заголубело, заискрилось, и сразу на душе капитана потеплело. Он запросил, сколько на румбе. Рулевой ответил:
— Сто пять градусов.
— Так держать, Кольцов. Мы уже на подходе к острову.
Петр Кузьмич задумчиво глядел в сторону каменистой гряды. Слева гряда упиралась в остров Баклан, справа — в Северный. Между островами был узкий проход, которым не раз пользовались наши подводные лодки в годы Великой Отечественной войны. Они скрытно выходили к фарватеру и там уничтожали фашистские корабли и транспорты. Гитлеровцы выставили в узкости мины, и один наш корабль подорвался на них. Петр Кузьмич на всю жизнь запомнил это место. И сейчас он не пошел бы в этот район. Зачем ворошить память? Да окуня здесь много. Как не пойти? План-то выполнять надо!
В разгар обработки рыбы на палубе к капитану подошел Колосов и сбивчиво заговорил о том, что завтра у его сестры день рождения и он хотел бы послать ей поздравительную телеграмму.
— Вернемся в базу, и сбегаете на почту. Сейчас у нас одна забота — рыба.
Колосов, однако, не ушел. Подождав, когда капитан переговорит со штурманом, принялся вновь за свое, но уже с металлическим оттенком в голосе:
— Разрешите, капитан? Я очень люблю свою сестру. Мое молчание она рассудит по-своему. Ну, капитан?
Настойчивость боцмана задела Петра Кузьмича за живое. Он, не повышая голоса, отчеканил:
— Юрий Иванович, не зли меня. Разве не знаешь, что делать это в море не положено?