«Ваш сын трагически погиб. Выезжайте похороны…»
Острая боль сгорбила Акима. Телеграмма жгла ему пальцы. Он застонал, шагнул к крыльцу и тяжело присел на ступеньки. В его больших карих глазах все померкло, на ресницах повисли слезы. Из-за сарая, крытого камышом, выглянуло ярко-красное солнце, ударило теплыми лучами в лицо, но он даже не шелохнулся, только чуть-чуть сощурил глаза.
С трудом Аким поднялся, толкнул плечом дверь и вошел в комнату. Со стены на него глядел улыбающийся Петр в морской фуражке с крабом и в полосатой тельняшке. В уголке фотокарточки размашистым почерком написано: «Батя, я вдоволь хлебнул соленого…»
— Да, Петька глотнул морской водицы, — чуть шевеля губами, промолвил Аким.
Он подошел к тумбочке, на которой стоял макет рыболовецкого траулера, шершавой ладонью провел по гладкой полированной обшивке. «Вот капитанский мостик, вот штурманская рубка… Точно на таком траулере плавал Петр. А теперь его нет — погиб. Трагически. Эх, Петька, и зачем тебе выпала такая судьба?» Аким до боли закусил губу и до хруста сжал пальцы в кулаке. Задышал тяжело и неровно. Куда и кому нести свое горе? Один остался Аким. И что обидно, сын не очень-то понимал его.
В прошлом году Петр приезжал на отдых в родные края. Аким рад был, не знал, куда его посадить. Попросил сына съездить с ним в колхоз, но Петр наотрез отказался.
— Устал я в дороге…
А вечером куда-то ушел. Вернулся домой поздно. С речки дул свежий ветерок, щербатая луна светила тускло и холодно.
— Загулял ты, однако… — сказал Аким, подняв на сына строгие глаза.
— Скучал? — усмехнулся Петр, отпивая большими глотками парное молоко.
— Где был? — Аким сел на диван.
— На ферме у Зои…
Аким долго молчал, потом доверчиво спросил:
— Любишь ее?
— А что?
— Чистая она, Зоя, как родник.
— И сам еще не знаю, — хмыкнул Петр. — Может, женюсь, а может, и нет.
Аким царапнул его колючим взглядом.
— Ты это брось, Петька, — голос его захлебнулся. — Я не позволю… Марфа и так горя хватила в жизни. — Помолчав, строго добавил: — Если любишь — женись. А марать мое имя не позволю!
Петр сказал с наигранной улыбкой:
— Чего гневом кипишь, батя? Не стану я свою честь пятнать. Это уж факт.
Уезжал Петр утром. Взял чемодан, попрощался с отцом. На углу соседней улицы его ждала Зоя. Увидев Акима, тут же спряталась за кустом сирени.
— У нас с ней по-хорошему, батя, — перехватил его взгляд Петр. — Приеду к Новому году — и сыграем свадьбу. Мне надо деньжат еще на свадьбу заработать. Ну, батя, будь здоров.
«Вот и заработал. И Зоя осиротела…»
Во дворе залаял Серко. Аким вышел на крыльцо. Из сарая шмыгнула кошка, и Серко вновь зарычал. Аким присел на приступок. Петр будто живой стоял перед его глазами, и не было сил избавиться от этого видения. Ему бы собираться в дорогу, спешить в Синегорск на похороны, а он сидел неподвижно, пока не пришла Марфа. Она тронула его за плечо.
— Ты что, Аким? Плачешь?.. Ты же моряк!.. Чего сидишь? Где твой чемодан? Надо же похоронить сынка, — Марфа заглянула ему в глаза. — Что, небось сердечко прижало?
— Терпимо… — Аким нахмурил брови. Он встал, ткнул кулаком себя в грудь. — Марфуша, во мне все перегорело. Теперь я окреп…
Они вошли в комнату. Марфа уселась на диван, что стоял у двери. Над диваном на стене в рамках висели семейные фотокарточки. Вот он, Аким Рубцов, в морской форме, на лице улыбка, рядом с ним Настя. А вот Аким заснят на берегу моря с Петькой. Сыну тогда было пять лет, Петька в бескозырке с черными ленточками…
Марфа долго глядела на фотокарточки, хотя не раз их видела, потом вдруг сказала:
— Хорошо, что Зоя не стала женой Петьки. Правда, Аким? А то бы овдовела и дети остались бы без отца.
Дрогнули брови у Акима, Марфа сердцем почуяла: не по душе пришлись ему ее слова.
— Будь твоя дочь его женой, может, и жизнь у Петьки по-другому сложилась.
— Не рви себе душу. Петьку не воскресишь. — Она всхлипнула, поднесла к глазам платок.
— Ты это чего? — удивился Аким.
Марфа призналась, что за сына своего, Васю, переживает. Как он там, на границе? Еще пуля вражья зацепит. А тут еще Ирка, его жена, скулит, тяжело, мол, без мужа, хочет ехать к нему на далекую заставу.
— Пущай едет, — пробасил Аким. — Молодая, в соку, кровь в ней горит… Оно и понятно, тяжко ей тут без Васьки, да и ему там, видать, не сладко. А пуля вражья его не испугает, если что, смело на огонь пойдет. Батько-то его на войне сапером был, с орденами домой вернулся, и сыну не дело в хвосте плестись! Негоже так, Марфа!
Марфа решительно заявила, что невестке ехать на заставу нечего.