Как-то он привел к себе новую девку, ей было хорошо с ним, ничего и ни о ком не зная, она кричала, хотела еще, и он, заразившись ее желанием, ее хотением, забыл обо всем и тоже хотел еще и еще. Два дня они почти не вставали с постели, а в третью ночь он услышал, как кричит его бывшая жена. Она кричала, потому что ей было хорошо и чтобы показать ему, что и ей тоже хорошо и что она рада, что спит не с ним, что все кончилось и не надо больше таиться.
Это был поединок. Он играл на своей девке, и его бывшая жена, равная ему по таланту, заставляла играть на ней своего нового мужа. Они слушали то, что происходило за перегородкой, и старались превзойти друг друга, потом они уже не смогли слушать и тем же криком старались друг друга заглушить. Он первый понял, что слабеет, что с каждым днем хочет и может все меньше, он не замечал, что слабеет и она и что и ее голос тоже звучит все тише. Он понимал, что больше уступить не может, что, если он не заглушит ее крик, этот крик будет с ним всегда, что он сам разбудил его, вернувшись и приведя с собой эту девку. Тогда он стал представлять себе, что снова спит с ней, со своей женой,— это было единственное, что всегда, со дня их развода, было для него под запретом, то, что, как он был уверен, никогда делать не будет. Снова он хотел свою жену, хотел ее в этой девке, все больше видел и верил, что она и есть его жена, и все больше хотел ее. Потом он уже забывает, кто она, и спит с ней, и хочет ее только как свою жену. Им снова хорошо, и его бывшая жена там, за перегородкой, кажется догадываясь, почему ему хорошо, начинает ласкать в своем новом муже его, хотеть его, и оба они опять, как прежде, ликуют и кричат в своих комнатах.
Проходит неделя, еще одна, все кончается, они остывают, перестают хотеть друг друга, еще день или два друг друга глушат, а потом уходят из этой квартиры: он от своей девки, она от своего мужа, и оба — теперь навсегда — друг от друга.
Через два месяца, когда боли у нее еще усилились и она почти не вставала с постели, их домашний врач, доктор Кравец, пригласил на консультацию гинеколога, и тот после краткого осмотра сказал, что у нее обширное запущенное воспаление матки и она не беременна. С того дня их отношения с Иоганном прерываются. Они редко видятся, еще реже разговаривают и совсем не вступают в жизнь друг друга. Федор остается на ней, это ее часть. Почти все время Ирина проводит с ним. Сначала она собирается сказать ему, что у него не будет братика, но боится и не может подобрать слов.
Первый раз после болезни выйдя из дома, она покупает в магазине на Арбате пять больших взрослых кукол и одного ребенка. Это — ее мать Наташа, Шейкеман, отец Феодосий, Иоганн и она, ребенок — Федор. День за днем куклы повторяют ее жизнь. В противоположном от окна углу детской Ирина строит из кубиков большой красивый монастырь. Четыре взрослые куклы не пускают куклу Ирину туда. Федор—судья. Она боится, что он осудит ее. Он смотрит на кукол, слушает, что они говорят, но сам никогда до них не дотрагивается. Сначала есть только пять кукол, потом, когда у Ирины рождается сын, появляется маленькая — шестая. Федор понимает, что это он. На следующее утро после дня его рождения она не находит больших кукол, а ее кукла и маленькая, шестая, сидят внутри монастыря, прислонившись к церкви.
Через три месяца она говорит Федору, что его брат Коля родился. Теперь они всегда вместе, он играет с ними, ест, спит, гуляет. Два года спустя воспаление у Ирины повторяется, и, хотя на этот раз диагноз поставлен сразу, она считает, что снова беременна, и через девять месяцев в доме появляется ее третий сын — Сережа.
Федор добрый мальчик, он любит мать так же, как когда-то Ирина любила своего отца, он откликается, когда Ирина зовет Колю или Сережу, легко запоминает, когда она рассказывает, что и как они делают, и безошибочно повторяет все. Ганнушкин, как-то зашедший по просьбе Ирины к ним домой, целый час наблюдал эту игру. В тот же день он заехал вечером, долго разговаривал с Иоганном и Ириной, предупреждал, что они погубят ребенка, что вся его нервность и экзальтация связаны именно с этими играми и их немедленно надо прекратить. Когда Ганнушкин уехал, Иоганн впервые кричал на нее, грозил, что разведется и заберет ребенка. Она была сильно испугана, дрожала. Иоганна уже давно, кажется с их первой настоящей ночи, она боялась и была уверена, что он сдержит слово и заберет у нее Федора.
Ирина боится, что с Федором уйдут его братья — Коля и Сережа. Чтобы удержать их, она готова на все. На Федоре она ставит крест. Теперь она играет и разговаривает только с Колей и Сережей. Федора она почти не зовет. Он льнет к матери, старается все время быть ближе к ней, а она гонит его к Иоганну, а рядом сажает Колю и Сережу. Через день он уже знает, что его будут целовать, пустят повозиться в постели, только когда он Коля или Сережа. Он ревнует братьев, потом начинает их ненавидеть. Но без Ирины он не может жить ни минуты, ему все время нужна ее ласка, чтобы она занялась им, он уже без ее давления чаще и чаще говорит и ведет себя как Коля и Сережа. Особенно ей нравится смотреть, как ковыляет только что научившийся ходить Сережа, и Федор раз за разом повторяет его. Потом он всю жизнь будет помнить и презирать себя за это.