Офицеры переглянулись. Гусинский опустил голову. Предатель заслужил пулю. Кого сейчас волнует, по каким причинам он изменил Родине? В СССР были расстреляны и не такие персоны.
Осокину не давал покоя вопрос с Циклопом. Вражеский «крот» был неуловим. Он находился в Свирове и регулярно слал донесения своим хозяевам. Об этой фигуре своим сообщил Лазарь, сотрудник четвертого отдела контрразведки, преподаватель физической подготовки в школе абвера по фамилии Парамонов. Именно он сдал группу Федоренко, указал ее состав, время и точные координаты выброски.
О том, кто скрывается под этим псевдонимом, знали немногие – руководство и начальники отделов. То же и с Циклопом, только наоборот. Эта фигура представляла изрядную ценность для немецких штабов. Выявить «крота» советские контрразведчики пока не могли. Они тратили колоссальные усилия, теряли людей, но воз оставался на месте, а ценные сведения, способные повлиять на ход сражений в полосе Воронежского фронта, утекали за кордон.
Лазарь в разоблачении «крота» был бессилен. Любые попытки проявить любопытство по этому поводу сдавали его с потрохами.
– Товарищ капитан! – Осокина перехватил в коридоре посыльный из дешифровального отдела. – Пришло еще одно сообщение из Быстровки. Старший лейтенант Стариков приказал передать вам. – Посыльный протянул офицеру пакет с сургучными печатями.
Ох уж эта чрезмерная секретность. Спуститься на этаж – и такие меры!..
Он встал под лампочку, вскрыл пакет, пробежал глазами рукописный текст. Лазарь слал вдогонку сведения, способные принести пользу. На этот раз они касались господина Острового. Настроение Осокина поднялось. Это уже что-то!
Капитан свернул донесение, сунул в карман и зашагал в дальний конец подземного коридора.
Алексей Островой держался достойно. Собственная жизнь его уже не беспокоила. Он сидел на табурете посреди комнаты для допросов, был бледен, но спокоен. Глаза арестанта смотрели куда-то за спину лейтенанту Еременко.
Константин размашисто заполнял протокол. Судя по постной мине, ошеломляющих открытий у него не было.
– Есть новости? – на всякий случай спросил Осокин. – Не проснулась совесть у нашего героя?
– Совесть просыпается там, где она есть, – мудро изрек Константин, отрываясь от писанины. – А если ее нет, то она не проснется.
От внимания Осокина не укрылась бледная усмешка на губах задержанного. Возможно, его безразличие было только маской.
– Господин Островой не может сообщить нам то, чего он не знает, – ерничал Еременко. – Группе, в которой он являлся заместителем командира, предстояло провести ряд диверсий по наводке местной агентуры, о которой наш гость не имеет представления. Как и о самих террористических актах.
– Мне самому это не нравилось, – с усилием выговорил Островой. – Идти вслепую, неизвестно куда и зачем. Но был приказ проникнуть в город, рассредоточиться по квартирам…
– Съемным или явочным? – перебил его Иван.
– Я не знаю. Инструкции полагалось получить позднее.
«Не рановато ли мы их взяли?» – подумал Осокин.
– Товарищ лейтенант, оставьте нас, пожалуйста, – сказал он.
Еременко пожал плечами и вышел из комнаты.
Капитан устроился на его место и оценивающе воззрился на арестанта. Тот выдержал взгляд, но не видел смысла в игре в переглядки, опустил голову.
Бывшему капитану Красной армии было под сорок. Лицо неподвижное, серая кожа одрябла в районе шеи и рта. Под глазами залегли выпуклые мешки. У него было правильное лицо, и сам Островой, как ни странно, не вызывал острой неприязни. Короткие волосы наполовину поседели, пальцы рук подрагивали.
– Будете бить? – спросил он, подняв голову.
– А это поможет?
– Нет. Но если вам нужно, чтобы я срочно что-нибудь выдумал… – Арестант не стал продолжать.
– Избавьте меня от ваших фантазий, Алексей Егорович. Глядя на вас, избитого, я вряд ли получу эстетическое удовольствие. По вашим же словам, вы окончили Подольское училище, начали воинскую карьеру в Киевском военном округе. Потом была неприятность с вашими родственниками по линии жены.