Выбрать главу

А как он лишился своего чемодана и как этот чемодан очутился в подполе воровской «малины» — можно, конечно, только гадать. Но над этим пусть ломает голову ваш Клименко, если ему хочется, мы же давайте займемся более важными делами.

Главное мы ведь знаем — имя грабителя. Вероятно, материалы о нем удастся найти в Керченском архиве, хотя архив этот пострадал в годы войны и оккупации. Все равно, мне думается, какие-то упоминания о Ставинском отыскать удастся. Он наверняка порядком наследил за свою воровскую жизнь, если даже в полицейпрезидиуме Берлина на него завели специальное досье.

Однако бумажки бумажками, но надо постараться прежде всего разыскать и живых людей, которые знавали этого хищника и даже, может, работали на него.

Нам важно установить, где он незадолго до бегства за границу выкопал уникальные сокровища (а убежал он явно вскоре после того, как их нашел, иначе успел бы продать). Может, старики, знавшие его в те годы, припомнят, куда он уезжал из Керчи, где бывал? И вот в этом, мне думается, нам может пособить Клименко. Напишите ему и попросите от моего имени заняться поисками в этом направлении.

А мне не забывайте докладывать, как идут дела у вас — не только об интересных находках, но и весьма вероятных неудачах. В Ленинграде я проторчу еще с месяц, не меньше, а возможно, и до конца лета. Если же куда-нибудь уеду, ваше письмо мне перешлют. И обо всех переменах своего адреса тоже сообщайте незамедлительно, чтобы и я мог вас разыскать при необходимости.

Ну, желаю успехов и завидую вам. Как сейчас хорошо поваляться вечерком у костра!»

Я медленно сложил письмо, поднял голову и только теперь заметил, что тракторист уже уехал, все притихли и смотрят на меня.

— Что пишет старик? — спросил Савосин.

Я молча протянул ему письмо. Алексей Петрович взял его и пошел читать в палатку. А я коротко рассказал студентам о новых сюрпризах, которые преподнес Золотой Олень.

— Вот это да! — восхищенно произнес Алик. — Прямо как в романе.

2

В тот же вечер я написал письмо Андрею Осиповичу, рассказав ему о новостях из Берлина и о просьбе Казанского добыть какие-нибудь сведения об Августе Ставинском.

Утром привозивший нам свежий хлеб и воду парнишка захватил мое письмецо на почту, а мы, позавтракав, поспешили приступить к работе.

Наконец, дромос расчищен. Можно прикинуть размеры погребальной камеры. Она невелика, шириной всего около трех метров, вытянута с запада на восток. Савосин начинает расчищать одну из стенок, чтобы измерить ее высоту, — семьдесят сантиметров, низковато.

— Начнем с центра?

Сверкает лопата в руках Савосина. Пока никаких следов грабителей! Не успел я об этом подумать, как Алексей Петрович прекращает работу и выпрямляется.

— Ты что?

Вместо ответа он в мрачном молчании протягивает мне лопату. К ней прилипли крупные черные комья. Они сохранили следы воды, проникшей сюда двадцать с лишним веков назад.

Все ясно. Клеклая земля. Но я пытаюсь его подбодрить:

— Может, вода натекла случайно…

— Дождик шел, а дверь плохо закрыли? — насмешливо спрашивает Алексей Петрович. Потом, вздохнув, качает головой и начинает потихонечку копать дальше.

Студенты, столпившись у ямы, изнывают от терзающих их вопросов, но не решаются нарушить драматической тишины. Только слышно, как постукивает лопата да тяжело дышит Савосин.

Вот он останавливается, отставляет лопату в сторону и садится на корточки. Я поспешно спрыгиваю к нему.

Из земли торчит позеленевший бронзовый наконечник стрелы. Савосин начинает расчищать землю вокруг.

Что это? Обломок кости, явно человеческой.

Мы с ним понимающе смотрим друг на друга. Теперь уже нет сомнений: нас опередили. Могила ограблена, все ценности украдены, а жалкие остатки погребальной утвари перемешаны с землей. Вряд ли удастся обнаружить даже целый, непотревоженный скелет.

— Откуда же он пролез, шельмец? — бормочет Савосин, озираясь вокруг. — Не иначе, как с той стороны, а то бы мы сразу на его ход наткнулись. Ах подлец, подлец!

Больше в этот день мы работать не стали. И разговоры у костра велись вечером все о том, как ловко нас провели древние грабители.

Студенты допытывались:

— Всеволод Николаевич, а богатое было погребение? Какие, по-вашему, драгоценности могли они унести?

— А почему же их стража не задержала?

— Ну кто будет постоянно охранять курганы в степи? — сказал я. — Поживут возле него некоторое время, а потом откочуют на новые места. Приедут, может, только через год, чтобы еще раз тризну справить.

— Так что, возможно, повторную тризну устраивали уже возле пустой могилки, не подозревая, что она ограблена? — спросил Алик.

— Вполне возможно. Ловко сработано, что и говорить…

Да, мастерством грабителей нельзя было не восхищаться. Задача перед ними стояла нелегкая. Хоть курганы в степи никем не охранялись и не таили в себе разных хитроумных ловушек, как пирамиды египетских фараонов, добраться до погребения местным грабителям было, пожалуй, не легче. Ведь в толще пирамиды уже были проложены строителями готовые ходы, пусть и защищенные ловушками. А чтобы ограбить погребение под курганом, приходилось от его подошвы прокапывать наклонный лаз длиной в шестьдесят-семьдесят метров, вытаскивая землю корзинами или мешками. Лаз обычно рыли круглый, не больше метра в диаметре. Копать его грабителям приходилось, сидя на корточках или даже лежа. И не промахнуться — проложить ход прямо к погребальной камере, а то вся работа впустую. Рыть же проход в более податливой, рыхлой земле курганной насыпи было бесполезно. Она бы осыпалась, то и дело заваливая лаз и грозя придавить грабителей. Нелегким было воровское дело и опасным. Но желающие заняться им всегда находились.

Единственное наше утешение, что охотились они за драгоценностями. Посуда и всякая бытовая утварь обычно их не интересовали. Все это они, к счастью, оставляли нам, правда безжалостно перебив, поломав, пока шарили в гробнице.

Так что зачистку даже ограбленного погребения, конечно, следовало довести до конца. Нам пригодится все — даже оброненная бусинка.

На следующее утро мы и занялись этой кропотливой работой. Две недели ушло на то, чтобы расчистить камеру и перещупать буквально каждый комочек земли. Но результаты мало порадовали нас. Мы раскопали скелет погребенного. Это был мужчина лет примерно сорока. Довольно рослый: свыше метра семидесяти. Кости у него были, пожалуй, немного потолще, чем у нынешних мужчин этого возраста. Значит, был он крупнее, массивней, осанистей.

Прежде чем извлечь его из «могилы, мы сфотографировали скелет со всех возможных точек, каждую косточку нанесли на план и пропитали особым составом, чтобы не разрушилась на солнце и свежем воздухе. А то бывает, при неосторожном вскрытии гробниц веками пролежавшие в них скелеты исчезают на глазах потрясенных археологов от легкого дуновения ветерка, превращаются в пыль, прах.

Лишь потом мы осторожно извлекли скелет вместе с пластом земли, на которой он лежал. А вокруг в почтительном молчании собрались все участники экспедиции и ребятишки, набежавшие из поселка.

Расчистка скелета всегда волнует. Не только потому, что невольно в голову приходят грустные мысли о бренности всего земного. Ведь это встреча с представителем далекого прошлого, единственным свидетелем тех загадочных событий, какие интересуют археолога.

— Всеволод Николаевич, как вы думаете: кочевой это был скиф или земледелец? — спросила Тося.

— Я бы сам хотел узнать, — развел я руками. — Но трудновато. Слишком мало для этого вещей нам оставили грабители. Судя по осколкам керамики, это был все-таки кочевник.