— А домашней свиньи или дикой?
— Этого, к сожалению, экспертиза определить не может.
Я вздохнул. А Клименко с многозначительным видом положил на стол еще одну бумагу на официальном бланке:
— Это насчет черепа.
«Заключение комплексной криминалистической и судебно-медицинской экспертизы.
22 апреля 1971 года в областную научно-исследовательскую лабораторию судебных экспертиз поступила на исследование часть человеческого черепа без нижней челюсти, предположительно, из древнего скифского погребения…» — начал поспешно читать я, бегло проскакивая пространные описания, чтобы поскорее добраться до главного.
«Осмотр и исследование. Череп имеет несколько убегающий назад лоб. Умеренное обызвествление места прикрепления выйной связки…» Дальше, дальше… «Выводы». Так… Ага, вот оно!
«Неопровержимым подтверждением того, что данное отверстие является трепанационным, служит характерная замыкающая пластинка, прикрывающая губчатое вещество (диплоэ). Она соединяет наружную и внутренние пластинки черепного свода на всем протяжении, что свидетельствует о полном заживлении трепанационного отверстия после операции без каких-либо осложнений. Нет также растрескивания, которое можно было бы выявить за пределами отверстия, как и следов периостита или преодоленного остеомиелита. Все это свидетельствует, что сложная операция была проведена весьма эффективно и на высоком уровне. Судя по состоянию отверстия, мужчина, перенесший операцию, прожил после нее не менее 2—3 лет, а возможно, лет 5—10 или даже больше.
Поскольку на приложенном к фрагменту черепа снимке сценки, изображенной на древней золотой вазе, находившейся, видимо, в том же погребении, запечатлен, несомненно, момент операции на черепе, можно допустить, что данное изображение относится именно к тому человеку, чей череп с трепанационным отверстием представлен для экспертизы, поскольку подобные операции в те времена, конечно, были большой редкостью.
Однако, разумеется, предположение об идентичности фрагмента черепа с изображением на вазе может быть высказано лишь с большой долей вероятности. Для более определенных утверждений мы не располагаем материалом…»
— Осторожничают. Такая работа. Сто раз отмерь…
«…Наличие довольно отчетливо выраженного в строении черепа акромегалоидного акцента позволяет сделать заключение о возможности у покойного некоторой гиперфункции передней доли гипофиза…»
Ну, это уже подробности второстепенные, хотя и любопытные. С ними можно познакомиться и попозже.
— Замечательно! — воскликнул я, бережно разглаживая бумагу. — Теперь мы так вооружены, что перед нами никто не устоит!
Я не удержался и тут же позвонил в Ленинград Казанскому.
— Олег Антонович, — даже забыв поздороваться закричал я, — кажется, мы нашли тот самый курган, из которого Смирнов выкопал Оленя и вазу!
— Где?
— Там, где я и предполагал. За Пятихатками, на самой границе Кировоградской области.
— Какие доказательства?
Торопясь и перескакивая с пятого на десятое, я стал рассказывать о раскопках Гнатовой могилы.
Олег Антонович, против обыкновения, слушал не перебивая. Только когда я стал рассказывать о наших предположениях насчет найденного черепа, он не удержался от насмешки:
— Опять тебя на уголовщину потянуло.
— Но ведь Шевелев и Дюбрюкс считали, что в сценке на Куль-Обском, сосуде изображено, как лечат зуб именно у того вождя, что был там похоронен. И профессор Рохлин, изучив его челюсть, подтвердил их предположение. Почему бы и в данном случае…
— Дюбрюкс был большим фантазером, еще почище тебя, — перебил Олег Антонович. — А к Рохлину эта челюсть попала через сто лет после того, как ее нашли. За это время во скольких руках она побывала? Удивительно, что в ней вообще хоть один зуб остался.
Помолчав, он вдруг сказал:
— Ладно, прилечу посмотреть, что вы там нашли. Как раз собирался в Киев.
Внимательно изучив все документы и фотографии, которые выкладывал перед ним на стол Клименко, Олег Антонович задумчиво произнес:
— Значит, Скилур Смирнов… Любопытно. А ведь даже я о нем ничего не мог припомнить. Проверил свою память, порылся в литературе — никаких упоминаний. Не успел бедняга расправить крылья. А мне нравится этот парень! Мир вокруг рушится, а он себе копает. Вам, разумеется, такая преданность науке кажется наивной, смешной. Но наше поколение не чета вашему, друг мой Всеволод! Вы согласны, Андрей Осипович? Вел же в двадцатом году еще совсем молодой и вовсе тогда не почтенный Павел Николаевич Шульц раскопки в Крыму, пока мимо по всем дорогам драпали врангелевцы? Продолжал копать Ольвию под выстрелами беляков Семенов-Зусер. Сибилев бродил со своим голодным, в лохмотьях отрядиком по берегам Донца, тоже нередко попадая под обстрел. Вот с кого пример надо брать! А они даже собственной гипотезы не могут отстоять… Как вам это нравится, дорогой Андрей Осипович? Позор!
Клименко только приятно улыбался, слушая эти тирады. Я помалкивал.
Теперь, когда прилетел Казанский, убеждать Петренко и ученый совет в своей правоте мне вообще не пришлось. Все взял в свои руки Олег Антонович с мастерством человека, «поседевшего — по его собственным словам — в ученых дискуссиях и битвах с начальством».
Едва Петренко, нежно облобызавшись с учителем, начал жаловаться на меня, Олег Антонович укоризненно покачал головой и решительно сказал:
— Вы совершенно правы, Вадим Александрович. Конечно, нам интересны все курганы, и надо их раскапывать не на выбор, а подряд — и в одном месте. Не к чему заниматься кладоискательством и носиться по всей степи. Если удалось, наконец, разыскать, где копал Смирнов, нужно перебираться туда, тщательно обследовать все окрестности. Времени терять не следует, раз так дело повернулось.
У Петренко был такой ошеломленный вид, что я с трудом удержался от смеха. Казанский сделал ведь поворот на 180 градусов! Умел старик признавать и исправлять свои ошибки.
На следующий день Олег Антонович произнес на ученом совете такую вдохновенную речь, что я даже как-то и не удивился, только обрадовался, когда все единогласно проголосовали за то, чтобы направить экспедицию под моим руководством для детального обследования района, где когда-то вел раскопки Скилур Смирнов.
Между тем Олег Антонович продолжал всесокрушающее наступление, и устоять перед его напором было невозможно. Капитулировали даже бухгалтерские твердыни: мое заявление с просьбой об отпуске аннулировали, а вместо него Петренко, правда, не очень твердой рукой, выписал мне задним числом командировку для оправдания и оплаты по всем правилам моей поездки, которой он так противился. Оставалось лишь отметить ее у Непорожнего.
5
И вот мы снова катим по степи, волоча за собой длинный шлейф пыли. Дядя Костя скучает один в кабине. А мы с Клименко и Савосиным устроились вместе со студентами в кузове на мешках и ящиках с экспедиционным оборудованием. Горланим с молодежью песни или ведем веселые разговоры. Настроение у всех расчудесное.
Состав отряда несколько обновился. Нынче не было с нами Марка. Он готовился к защите диплома. Вместо него в отряде появился впервые ехавший на раскопки Саша Березин — худущий, высокий, с длинными «артистическими» локонами и с гитарой на длинном ремешке. Алик и Борис на правах старших безжалостно им помыкали, но Саша переносил это стоически…
Возглавляла нынче студентов Тося. Алик не сводил с нее покорных влюбленных глаз Судя по всему, за зиму их отношения приняли уже вполне устойчивый характер.