— Я, товарищ майор, обаятельный, — открыто улыбнулся я Курбанову.
— Наглый ты, а не обаятельный, — озвучил майор свое мнение, о чем-то задумался и спустя минуту, когда мы уже вошли в здание и подошли к окну в дежурную часть, продолжил. — Ты не куришь, и Митрошин тоже не курит, — принялся он искать точки соприкосновения.
— Бросайте, Руслан Тахирович, и вступайте в наш клуб радеющих за здоровый образ жизни, — потроллил я его.
Тот в ответ посмотрел на меня задумчиво. Но спустя секунду его глаза блеснули, а губы искривились в ухмылке.
— Это ты-то ведешь здоровый образ жизни? Да ты бухаешь как ни в себе!
— Чего? — я даже остановился от такого наезда. Совершенно несправедливого.
— Устроил из квартиры притон! — продолжал накалять Курбанов. — Ты ведешь не здоровый, а аморальный образ жизни!
Хотелось бросить ему в лицо все, что я о нем думаю, а еще лучше заехать кулаком, но я стиснул зубы, расслабил пальцы рук и спокойно произнес:
— Всего доброго, товарищ майор. Мне нужно идти, — после чего свернул в сторону дальней лестницы.
Остаток выходных я провалялся дома с котом в обнимку. Вставал лишь для того, чтобы выпить горячий чай с медом. После праздничного гуляния на морозе простыл и теперь мучился с горлом. Но ко вторнику полегчало, поэтому пришлось идти на службу.
На этаже бушевали страсти. Следователи по расследованию очевидных преступлений бегали в мыле, матерились и уводили из-под носа друг друга станки, которых у нас было всего два. Шли последние дни отведенного им начальством срока для сдачи уголовных дел до Дня Советской Милиции.
Капитолина, когда я к ним заглянул, махнула на меня рукой, бросив, что оперативки не будет, и я пошел по коридору дальше.
В нашем закутке царили тишина и покой. Как-то так получилось, что мы с Журбиной остались вдвоем. И да, я не считал себя виноватым в переводе Левашова, он сам оказался причиной своих бед. Я его не провоцировал красть у меня удостоверения и начинать тем самым войну. Сам ее развязал, сам продул финальное сражение, вот пусть сам и огребает.
Да, я не праведник, но и без причин никого не трогаю. Да, не все мои удары ответные, бывает я наношу и превентивные, но ведь сами напрашиваются. Не мешайте мне и все будет нормально. Черт возьми, я просто пытаюсь выжить в чужой для меня стране и найти путь ее покинуть. И я давно бы уехал, если бы процесс выезда за границу не был доведен здесь до абсурда. Так что сами виноваты. Поэтому миритесь с моим присутствием и лучше не переходите мне дорогу. Целее будете.
Раздавшийся резкий звон вырвал меня из мыслей. Вздрогнув, я огляделся по сторонам и увидел на полу разбившуюся вазу. Охренеть меня торкнуло. Швырнул ее в стену и сам не заметил.
— Пиши объяснительную! — мое внимание от разлетевшихся по кабинету осколков на себя перетянула Грачева. Она ввалилась в мой кабинет, подбоченилась и с ходу принялась сулить мне всяческими неприятностями, начиная паршивой характеристикой, заканчивая исключением из комсомола.
Я слушал невнимательно, больше блуждал по ее фигуре взглядом.
— Не думай, что твоя выходка на демонстрации сойдет тебе с рук! — повела она перед моим лицом наманикюренным пальчиком. Видимо, концентрацию проверяла.
А я про себя отметил, что какие-то мы с ней оба нервные сегодня.
— Нам нужно расслабиться, — обратил я свои мысли в слова.
Грачева сбилась.
— Что нам надо? — переспросила она.
— Расслабиться, — пришлось повторить.
— Ах расслабиться, — комсорг вдохнула побольше воздуха, чтобы вдарить по мне из главного калибра. Но я ее опередил. Притянул женщину к себе и впился поцелуем в ее губы.
Канцелярские приборы полетели на пол к осколкам от вазы, когда я посадил ее на стол, и придали обстановке еще больше хаоса. К ним последовали оба пиджака, затем ее туфли и колготки. Продолжать захламлять кабинет мы не стали. Уже не было сил сдерживаться.
— Думаешь, никто не слышал? — спросила она, когда пришла в себя.
— Без понятия, — выровняв дыхание, ответил я.
Комсомольская активистка оказалась горячей штучкой. Вот так бы свои собрания проводила, глядишь, я бы их не пропускал.
— Это было неправильно, — принялась она морализаторствовать.
— Ожидал услышать «потрясно», но да ладно, — я отвалился от стола и начал приводить одежду в порядок.
— Обиделся? — удивилась она, пытаясь заглянуть в мои глаза.
— Еще как, — не стал я уверять ее в обратном. — Спрошу с тебя как-нибудь компенсацию за моральный вред.