Нет, всё равно без родственников тут не обошлось!
В приёмной его конторы стрекотали две девицы: его сотрудница Верочка, умненькая девочка, недавняя выпускница юрфака Новогорского госуниверситета и её однокашница, помощница прокурора, зашедшая к ней потрепаться. Гостья рассказывала, что недавно сделала тест ДНК, причём не в области и даже не в Москве, а прямо за океаном, в Хьюстоне штат Техас. Они разглядывали таблицу генетических совпадений и хохотали над именами возможных четырёх-шестиюродных братьев и сестёр, проживающих в Штатах, Мексике, России и даже в ЮАР. Хотел он шикнуть на легкомысленных девчонок, но во внезапном озарении открыл компьютер и зарегистрировался на сайте.
Когда через две недели он получил посылку с тестом из Америки, то не сразу вспомнил, для чего это всё. В белой картонной коробке была инструкция по сбору анализа, две маленькие пробирки с жидкостью, две палочки с ватками и коробочка с адресом для отправки теста обратно. Нечто подобное у него в сейфе, помнится, лежало. Пробормотав «пятьдесят долларов – фигня», он прихватил и их и отправился к Трашкиным.
Под бдительным оком Натальи Алексеевны он взял соскоб у Саши и Лёни. А когда вернулся в контору, подумал, что не мешало бы всё-таки проверить ещё одну версию из разряда «а если монета встанет на ребро?»
А в семье Трашкиных ещё вот что произошло: Соня в Уремовск уехала. При всей важности случившегося это тоже произошло обыденно. Просто решался вопрос, куда ей устроиться работать, пока она живёт у тётки. И соседка Таисия Андреевна, которая всегда в городе и окрестностях знала всё, сказала, что ей учиться надо. И предложила поступить в областной медицинский колледж, куда дополнительный набор объявили. На платной основе, правда. Соня безнадёжно махнула рукой. Но увидев, как загорелись её глаза, Наталья Алексеевна шлёпнула рукой по столу: «Я заплачу!»
Ещё Сидоров позвонил Лёне. Они ужинали, и вдруг звонок с неизвестного номера. Когда звонивший представился, Лёня ехидно ухмыльнулся и вышел на улицу, чтобы поговорить. С той же ехидной ухмылкой вернулся за стол. На вопросительный взгляд бабушки скосил глаза на дочь: «Потом». Но ещё до того, как Сашу уложили спать, позвонила Люба. А ей Лёня обрадовался: «Мамка!» Она сказала, что нашли тех уродов, которые напали на Ольгу Ивановну. Не сразу нашли, а когда в их городе среди начальства начался сезон посадок. Любу с Люсей вызвал другой следователь, который «по следам от Люськиных копыт» машину нападавших разыскал. Даже деньги нашли, да, тот самый свёрток, который он вынес из дома Ольги Ивановны, правда, распотрошённый. Но деньги, похоже, ей не вернут, раз она снова подследственная. Из мэрии всю верхушку закрыли, и, кажется, Ольге Ивановне вместе с ними снова по статье идти. Но до суда ей надо на что-то жить, поэтому Люба с Люсей волнуются, что она без денег. И хотели бы ей передать ту малость, которую могут из своих загашников выделить. Ему стало стыдно, что сам об этом не подумал. Извинился, сказал, что сейчас свяжется с ней и узнает, как её дела, и если ей деньги нужны, то он тоже поучаствует. И набрал Германа. Тот звонком был явно недоволен, мычал, что Ольга Ивановна уже из госпиталя выписалась, голова зажила, рука восстанавливается, сама как свидетель прячется с ведома полиции. Деньги есть, «ты же сам ей из леса принёс». И тут послышалось «Ну-ка, дай трубку!», и голос вдовы номер два, но не тот глухой и безрадостный, а звонкий и весёлый, прокричал: «Лёнечка, как я рада тебя слышать!» А он о Любе и Люсе, которые переживают об её безденежье. И она вдруг заплакала, даже завыла как-то по-бабьи, как на рекрутских проводах. И всё «спасибо, спасибо». Он зашмыгал носом, быстренько простился, просил не пропадать. Пока не расклеился окончательно, набрал предыдущий номер и сказал грубовато: «Мамки, не волнуйтесь, деньги есть, выздоровела и, кажется, даже мужика нашла!» И мамки, вырывая друг у друга трубку, требовали подробностей. Как мог, описал Германа, что, мол, отставник из каких-то хитрых спецвойск, помогает ей скрываться, только он её моложе, лет ему чуть за полтинник. «Ты что, ей и пятидесяти нет, это она в тюрьме малость прижухла, но ничего, отживёт!»