— Будьте наготове, будьте наготове! Этих дьяволов всего-навсего трое, тогда как нас пятеро мужчин, из коих четверым такие передряги не в новинку. Пресная Вода, ты возьмешь на себя того, кто раскрашен наподобие смерти; Чингачгук займется вожаком, а Разящей Стреле я поручаю самого молодого дикаря. Смотрите же, ничего не спутать: было бы грешно всадить две пули в одного индейца, когда в опасности дочка нашего сержанта. Я буду держаться в резерве, на случай, если появится новый гад или если у кого-нибудь из вас дрогнет рука. Не открывать огня, пока я не дам сигнала. Стрелять будем только в крайности, чтобы не всполошить остальных злодеев, — они, конечно, где-то поблизости. Джаспер, мой мальчик, при малейшем движении у нас в тылу, сразу же выводи пирогу с сержантовой дочкой и греби к гарнизону что есть силы. Авось господь тебя не выдаст.
Не успел Следопыт отдать команду, как приближение индейцев потребовало от путников полной тишины. Ирокезы медленно шли по воде, стараясь держаться нависшего над водой кустарника, но вдруг шорох листьев и потрескивание сучьев под ногами возвестили, что по берегу идет другой отряд — на одной линии с первым и шаг в шаг с ним. Так как искусственные насаждения увеличивали расстояние до берега, оба отряда, только дойдя до них, увидели друг друга. Индейцы остановились и вступили в разговор буквально над головами у притаившихся путников. Ничто не защищало наших друзей от взоров неприятеля, за исключением листьев и веток, столь гибких, что они поддавались малейшему движению воздуха, — их в любую минуту могло развеять и унести сильным порывом ветра. К счастью, оба отряда краснокожих — и в воде и на земле — глядели поверх листьев, смешавшихся в сплошной полог и не вызывавших у них подозрений. Быть может, самая смелость выдумки Следопыта способствовала ее успеху. Разговаривали индейцы серьезно, приглушенными голосами, очевидно, боясь непрошеных слушателей. Говорили на наречии, понятном как обоим индейцам, так и Следопыту. Даже Джаспер уловил кое-что из этой беседы.
— Река смыла след на иле, — сказал один из индейцев, стоявших в воде так близко от искусственной завесы, что его можно было бы ударить острогой, лежавшей в лодке Джаспера. — Река смыла след так, что даже ингизская собака и та не учуяла бы его.
— Бледнолицые удрали в своих пирогах, — заявил индеец, стоявший на берегу.
— Быть того не может — ниже по реке их ожидают ружья наших воинов.
Следопыт многозначительно переглянулся с Джаспером и, сжав зубы, затаил дыхание.
— Пусть мои юноши смотрят зорко, словно у них орлиные глаза, — сказал старый воин, стоявший в реке. — Мы всю эту луну провели на военной тропе, а раздобыли один скальп. С бледнолицыми девушка, а кое-кто из наших храбрецов нуждается в жене.
По счастью Мэйбл этого не слышала. Джаспер же нахмурился еще сильнее прежнего, и на щеках у него вспыхнула краска негодования.
Разговор умолк. Слышно было, как ирокезы берегом пошли вперед, осторожно раздвигая ветки кустарника, и вскоре шаги их затихли в отдалении. Те же, что стояли в реке, все еще оглядывали берег, и глаза их благодаря причудливой боевой раскраске казались раскаленными углями. Минуты две-три спустя они тоже отправились дальше, но словно нерешительно и с заминкой, как люди, что-то потерявшие. Вот они миновали искусственный заслон, и Следопыт уже раскрыл было рот, чтобы залиться тем ликующим беззвучным смехом, которым благословила его природа и привычка, но торжество его оказалось преждевременным: дикарь, шедший позади, еще раз оглянулся и внезапно остановился как вкопанный: судя по его напряженной позе и пытливому взгляду, что-то в кустарнике привлекло его внимание.
К счастью для притаившихся путников, воин, в котором пробудилось подозрение, был еще молод и еще не завоевал доверия своих товарищей. Понимая, что юноше в его годы приличествует скромность и почтительность, он как огня боялся насмешек и презрения, какие вызвала бы поднятая им ложная тревога. Поэтому он не стал звать товарищей, продолжавших свой путь по реке, а в одиночестве подошел к кустам, не сводя с них словно зачарованного взгляда. Несколько листьев, обращенных к солнцу, слегка поникли, и это незначительное отклонение от привычных законов природы сразу же привлекло внимание индейца; чувства дикаря так искушены и обострены, в особенности на военной тропе, что ничтожные мелочи, казалось бы, не имеющие никакого значения, зачастую являются для него путеводной нитью. С другой стороны, именно незначительность замеченного им непорядка в природе помешала ему поделиться с товарищами своим открытием. Если он и в самом деле натолкнулся на что-то важное, пусть лучше никто не оспаривает его славы; в противном же случае он избежит насмешек, до которых так чувствителен молодой индеец. Впрочем, как и всякий лесной житель, юноша был настороже в ожидании возможной опасности или засады и двигался осмотрительно и с оглядкой. Все эти многообразные колебания привели к тому, что молодой ирокез замешкался и, прежде чем он приблизился к кустам настолько, что мог дотронуться до них рукой, обе группы его товарищей ушли вперед на полсотни шагов.