— Добро пожаловать, сеньор! Вы видите, я ожидал вас! — сказал дон Порфирио, указывая жестом на разложенное на столе оружие.
Капитан на мгновение побагровел, брови его сдвинулись; но, оправившись почти сейчас же, он спокойно уселся на предложенную ему хозяином бутаку36 и, раскуривая прекрасную сигару, сказал:
— Как только мы переговорим с вами, мне придется снова сесть на коня и ехать.
— Так вы действительно намерены говорить со мной?
— Ну да, раз я просил вас принять меня сегодня!
— Ведя такой замкнутый образ жизни, как мы, тем для разговора у нас может быть очень мало.
Капитан закусил губу.
— К чему бы мне было беспокоить вас, если бы я не имел надобности поговорить с вами?!
— Я положительно не знаю, что могло побудить вас явиться сегодня ко мне в такое позднее время!
Наступило небольшое молчание; противники присматривались друг к другу. Капитан заговорил первый.
— Быть может, — заискивающим голосом начал он, — вы полагали, что я желаю сделать вам какое-нибудь предложение?
— Может быть! — уклончиво отвечал дон Порфирио.
— Если так, то могу ли я рассчитывать на ваше дружеское ко мне расположение?
— О, вы сами знаете, насколько я всегда был расположен Г к вам с первого же дня, когда я имел честь увидеть вас! — иронически проговорил дон Порфирио.
— Значит, я могу надеяться, что моя просьба будет встречена вами благосклонно?
— А-а… у вас есть просьба ко мне…
— Извините, мы только еще предполагаем все это, я еще ничего не сказал вам.
— Да, совершенно верно!
— Итак вам, вероятно, известно, что война продолжается с возрастающим озлоблением с обеих сторон.
— Нет, я об этом решительно ничего не знаю: ведь с того времени, как мы поселились на этой асиенде, я ни разу отсюда не отлучался, и до нас не доходят никакие вести извне.
— Да, это правда. Итак, война продолжается, индейцы все поголовно восстали, и генерал Морелос двинулся теперь на Мехико, во главе довольно многочисленной армии.
— Кто такой этот генерал Морелос, сеньор?
— Священник маленькой деревеньки Каракуаро, назначенный генералом Идальго, командующий силами южных провинций; после смерти Идальго он заменил его и принял на себя командование Армией Независимости.
— Так Идальго умер! — воскликнул дон Порфирио с нескрываемым волнением.
— Да, сеньор, потерпев поражение у моста Кальдерон от испанского генерала Кальехи. Благополучно отступив, Идальго, Альенде и Абасола двинулись к границе Соединенных Штатов, где они рассчитывали запастись оружием и снарядами, но, подло преданные одним из своих сторонников, — доном Игнасио Элисондо, они были захвачены врасплох, забраны в плен, преданы суду и, по прошествии нескольких месяцев, приговорены к смерти и казнены.
— Эти люди, положившие жизнь свою за независимость родины, будут отомщены!
— Да, и это уже началось; кровь льется рекой, — война идет ужасная: обе стороны совершают самые возмутительные злодеяния. Повсюду только и слышно, что об убийствах, грабежах и поджогах. Нужда повсюду страшная: те, кто не погибают на поле брани, умирают от голода на больших дорогах, в рытвинах и оврагах, или превращаются в разбойников, нападающих как на испанцев, так и на мексиканцев, безо всякого различия. Несчастья, обрушившиеся на наших бедных соотечественников, не пощадили и нас.
— Что вы хотите этим сказать, сеньор? — с живостью спросил дон Порфирио.
— А то, что наше положение в данное время таково: дель-Венадито, дель-Парайсо и дель-Пало-Квемадо разграблены и сожжены, стада и табуны угнаны; поля все опустошены; рабочих рук нет и добыть их нельзя ни за какие деньги. Все индейцы и пеоны или завербованы той или другой из враждующих сторон, или же пристали к разбойничьим шайкам, наводняющим всю страну, так что, не имея ни скота, ни хлеба, ни овощей и плодов, ни даже денег, чтобы купить все это, нам придется умирать с голода.
— Что я могу тут сделать? Мои поместья также, вероятно, пострадали и опустошены, как и ваши.
— Об этом я ничего не могу сказать вам; простите меня, что я думал только о своих убытках и утратах: теперь у меня ничего решительно не осталось. Вот вести, которые я привез сегодня из моей последней поездки.
— Да, это печально, но что я могу сделать?
— О, очень многое, если только захотите!
— Не откажитесь объяснить, что именно.
— К чему тут объяснения, вы и так поняли меня!
— Нет, я никогда не умел разгадывать шарад или загадок. Капитан с досадой сдвинул брови; злоба вскипала в нем, он с трудом сдерживался. А дон Порфирио, напротив, становился все более спокойным и уверенным в себе.
— Я уже сказал вам, что у нас решительно ничего более не осталось; нам во что бы то ни стало необходимы деньги, иначе все мы должны будем умереть с голода. Нам нужно много денег, потому что теперь все продается на вес золота. И вот я прошу у вас этих денег.
— У меня?
— Да, у вас, дон Порфирио, потому что вы, если только захотите, можете спасти всех нас!
— Я вас менее, чем когда-либо понимаю, сеньор! — сухо ответил дон Порфирио.
— А если так, — при этом глаза капитана метнули на собеседника злобный, разъяренный взгляд, — то я скажу вам прямо: эта асиенда таит в себе несметные сокровища, она буквально набита золотом от верха до низа.
— Вы так полагаете? — иронически спросил его собеседник.
— Не только полагаю, но вполне в том уверен, да и вам это так же хорошо известно, как и мне!
— Ну, в таком случае, вы верно знаете, где находятся эти I богатства и откуда они взялись!
— Да, я знаю, откуда они взялись, и вы так же знаете, что сокровища Кортесов, коих я в настоящее время являюсь единственным представителем, таятся в подземельях этой асиенды.
— Действительно, я слышал эту легенду в детстве!
— Это не легенда, дон Порфирио, и вам это известно лучше, чем кому-либо, потому что вы знаете даже, где именно хранятся эти сокровища и знаете тайные ходы, ведущие к ним!
Дон Порфирио молча пожал плечами.
— Я хочу, чтобы вы мне открыли эту тайну! — резким, злобным голосом, отчеканивая каждое слово, воскликнул капитан. — Я хочу, чтобы вы выдали мне все эти сокровища.
— Вам?
— Да, мне! Разве я в настоящее время не единственный представитель рода Кортесов?
При этих словах дон Порфирио выпрямился и пристально, в упор, взглянул на капитана.
— Как, вы выдаете себя за главу этого славного рода?! — воскликнул он громким голосом и с таким гордым достоинством, что капитан невольно вздрогнул. — Вы, которого граф Кортес приютил у себя из милости?! Вы осмеливаетесь теперь принимать на себя роль главы этой семьи! Вы разыгрываете передо мной господина и повелителя! Утверждаете, что вы единственный наследник и представитель этого громкого рода! Так вы, значит, вполне уверены в смерти вашего благодетеля?
При этом дон Порфирио встал и сделал шаг вперед, меряя этого негодяя своим взглядом, полным презрения и гадливости.
— Я! Я? — прошептал смущенный капитан.
— Да, вы, сеньор! — громовым голосом продолжал дон Порфирио. — Без сомнения, Наранха, ваша креатура, присутствовал при смерти человека, которому вы всем обязаны. Он донес вам, конечно, что слышал последний предсмертный вздох того, которого вы подло и предательски умертвили. Быть может, ваш достойный сообщник держал в руках труп вашего благодетеля и даже вонзил ему, быть может, в сердце свой кинжал, чтобы отнять у него последний остаток жизни!
— Смотрите! Берегитесь, это чудовищное обвинение…
— Оно справедливо! Посмейте отрицать! Вы сами знаете, что я давно уже прочел ваше гнусное преступление на вашем лице, убийца!
— О нет! Это уж слишком! — воскликнул донельзя взбешенный капитан.
— Молчи, убийца! Я знаю все: ты не только убил твоего благодетеля, но ты убил и его дочь! Не будь меня, ты убил бы и сына, но знай, что меня ты не обманешь! С первых же дней я разгадал тебя и твою черную душу и слежу за тобой. Алчность тебя побудила на все эти возмутительные злодеяния. Став богатым, по слабости графа, ты захотел завладеть всеми сокровищами Кортесов и ограбить законного наследника, родного сына твоего благодетеля. Но знай, что Бог этого не потерпит, и никогда ты не будешь владеть этими богатствами! Если ты даже сроешь до основания эту асиенду, если даже ты нащупаешь их своей рукой, — эти сокровища никогда не дадутся тебе! Знай, что это я умолил графа не открывать тебе тайны, а он хотел было открыть тебе ее! Но я-то знал тебя и, слава Богу, теперь, если граф умер, то, благодаря мне, сын его найдет свое богатство и все свои сокровища неприкосновенными.