— Что там у вас, ребята, говорите!
— Папа, ты уходишь на охоту, задерживаешься там порою по несколько дней и не знаешь, что в селе происходит, — начал было старший сын Ораз, но запнулся, не решаясь продолжать.
— Ну, ну, говори, сынок! — улыбнулся Мерген. — Вы что же думаете, раз отец бродит в горах, так он и не ведает, что вокруг происходит?
Дети засмеялись.
— А кто ж его знает, — снова начал было ста́рший.
Но отец пристально посмотрел в глаза Оразу:
— Не думайте, что я из-за одного лишь джейрана остаюсь по два-три дня в горах. Недавно я там познакомился с начальником заставы. Он хоть и молодой, но знающий человек. Поведал мне, что в селах создаются колхозы, разъяснил, что это такое. Если вы, дети, хотите в него вступить, пожалуйста, ведь другие это уже сделали. Говорят же, всем народом можно горы свернуть. Вон есть у нас верблюдица, ведите ее в общий гурт, работайте, где угодно, лишь бы ваши детишки не испытыва́ли нужды в хлебе и мясе.
Братья последовали совету отца и на следующий день подали в колхоз заявления. А Мурадгельды снова отправился в горы, взяв с собой младшего сына.
Однажды, возвратившись с добычей, Мурадгельды застал жену в постели. Невестки вскипятили чай, приготовили еду для свекра.
— Дурджемал, Дурджемал! — позвал Мурадгельды, присаживаясь возле ее постели. Руки жены были горячими, дышала она тяжело.
— Ты вернулся, Мерген? — спросила она слабым голосом.
— Да. возвратился. А как ты себя чувствуешь?
— Кажется, Мерген, на этот раз мне не подняться.
— Аллах милостив, поднимешься.
— Мерген, кто еще есть дома кроме тебя?
— Никого.
— Тогда слушай, Мерген. Если бы даже все богатства в мире разделили поровну, то и в этом случае нам больше, чем мы имеем, не досталось. Слава богу, у нас есть хорошие сыновья. Троих мы женили. Дай бог им здоровья. Внуки у нас есть. Я довольна судьбой, которую послал мне аллах. Остается у меня единственное желание, но, кажется, мне не суждено дожить до того времени, когда оно исполнится. Если бы и Баллы-джана успели вывести в люди, тогда бы было покойнее…
— Будем здоровы, доживем и до его свадьбы.
— Мерген, оставляю на тебя младшего сына: смотри за ним, не обижай дитя, не бросай одного…
В горле у Джемал что-то захрипело, больше она не смогла вымолвить ни единого слова.
Вечером, вернувшись с работы, сыновья увидели мать в тяжелом состоянии. Дети сидели возле нее до самого утра. Никто не пошел даже на работу. Когда солнце поднялось довольно высоко, Дурджемал лишилась речи. Лицо женщины, не прожившей еще и пятидесяти лет, поблекло. Она обвела всех уже потухающими черными глазами. Остановила взгляд на старшем сыне, на его детишках. Затем посмотрела на других детей. Дольше всех задержала взгляд на младшем сынишке. И снова по ее щекам покатились слезы. Наконец она жалобно и безмолвно взглянула на Мергепа…
— Дурджемал, я буду помнить все, что ты мне наказывала. О младшем сыне позабочусь. Обязательно выведу его в люди.
Вся жизнь матери была в детях, которые ее сейчас окружали. Она в последний раз обвела их взглядом. Угасшие черные глаза закрылись.
Баллы остался сиротой. У него был хороший отец, родные братья, ласковые гелендже — жены братьев. И все же, — он сирота. Иногда мальчик уединялся и плакал, а потом ходил грустный, понурив голову. Поэтому Мерген старался не отпускать от себя сына. Да теперь и для самого Мергена этот дом казался тесным. Он предпочитал уходить в степь или бродить с ружьем по ущелью.
В один из таких дней Мерген и Баллы чистили в кибитке свое кремневое ружье. Со двора послышался знакомый голос.
— Мурадгельды-ага, маленький следопыт дома? Вот ему гостинец.
Баллы выбежал из кибитки на этот знакомый голос.
— Салам алейкум, Караджа-ага!
— Ну, следопыт, жив, здоров? Вот смотри, я принес тебе щенка, да не простого, а породистого.
— А как звать его? — спросил мальчик, поглаживая щенка по лоснящейся спинке.
— А ты сам и придумай ему кличку.
— Давайте назовем его Акбай.
— Что ж, хорошее имя.
Вышел и Мурадгельды. Поздоровался с Караджа.
— Мурадгельды-ага, меня послал к тебе председатель колхоза. Он поручает нам пасти, небольшое стадо овец. Как ты на это смотришь?
— Конечно же, не возражаю.
С того дня Мурадгельды стал чабаном, а Караджа чолуком — подпаском. Подрастающие Баллы и Акбай. были им обоим помощниками.