Мурадгельды еще не пришел в себя, стоял в растерянности, а тот все допытывался:
— Ты случайно, Мерген, не слышал выстрелов?
— Откуда они доносились, — тревожно спросил Мурадгельды.
— Видимо, пограничники обнаружили то ли басмачей, то ли контрабандистов, и между ними была перестрелка.
— Где, когда? — беспокойно оживился Мерген.
— Неужели совсем не слышал? Мне в пути было хорошо слышно. А ты что задремал, небось?
— Откуда, спрашиваю, доносились выстрелы? — подошел к Караджа Мурадгельды. — Откуда?
— Кажется со скалы Гуручай.
— Караджа, посмотри за овцами, — попросил Мурадгельды, хватаясь за ружье, и тут же заметил, что кто-то бежит в их сторону:
— Мурадгельды-ага, несчастье! Таймаз-котур. перебил всех наших. Я вернулся, чтобы сообщить на заставу. Мерген-ага, горе нам!
Они узнали Атамурта, продолжавшего твердить:
— Мерген-ага, горе нам! Таймаз-котур перестрелял всех.
Мурадгельды, не дослушав последних слов Ата, устремился к Гуручаю. В одной руке у него кремневое ружье на подставках, в другой — тельпек с распустившимися завитками, а на языке — имя сына. Время от времени Мурадгельды вытирал тельпеком пот. От быстрого подъема задыхался, болели ноги, ныла поясница. Иногда считанные секунды отдыхал и снова торопился. Наконец, достигнув скалы Гуручай, по хорошо известным ему выступам карабкается вверх. Он прекрасно знал эти места. Знал, что чем выше, тем труднее тропа. До восхода луны еще далеко, а темнота успела уже полностью накрыть окрестность. Ощупывая рукой выступы, Мерген продолжал свой опасный путь. Поспешишь и чуть ошибешься, неминуемо полетишь в пропасть. И все же надо спешить.
Спина Мергена взмокла. Усталые ноги дрожат. Сквозь прерывистое частое дыхание слышится его голос: «Жив ли ты еще мальчик?..»
И вот впереди раздался строгий окрик: «Кто идет? Стой, стрелять буду!» Этот резкий окрик из темноты был для Мергена милее, чем колыбельная песня матери. «Слава богу, Сухов жив, значит, жив и мой сын», — затеплилась в его душе надежда.
— Это я, Мурадгельды Мерген, — крикнул он еще незримому пограничнику уставшим голосом.
Сухов говорил ему какие-то слова, но Мерген почти не понимал их смысла и еще быстрее шел на знакомый голос.
Луна еще не выбралась из-за гор, но холодный свет ее уже озарил макушки и даже бока наиболее высоких скал. Мерген уже стал различать и дорогу, и людей. «Если бы Баллы был жив, — подумалось ему, — он бы услышал мой голос и бросился бы ко мне навстречу».
В голову лезли недобрые мысли. Он не заметил даже слез, которые невольно катились по щекам. "Вах, почему я сам не пошел по следу? Дитя мое, следопыт мой маленький, зачем не я попал под пули?»
Как только руки его коснулись Сухова, Мерген присел, положив у ног ружье и тельпек.
— Где он, жив ли, дорогой мой мальчик?
Сухов не спешил с ответом. Постарался успокоить Мурадгельды:
— Потеряно много крови, но рана, кажется, не опасная.
Мерген подполз к лежавшему мальчику, которого с наступлением темноты удалось перетащить в безопасное место. Руки его были горячими. Послышался слабый голос Баллы:
— Это ты, папочка? Дай мне воды.
Иван Павлович быстро открыл флягу и поднес ее ко рту Баллы. Однако дал мальчику выпить лишь несколько глотков. Промочив горло. Баллы вроде бы уснул. Было прохладно. Мерген снял с себя халат и укрыл им сына.
Среди сидящих никто не мог вздремнуть. Это было бы опасно. Чуть шевельнешься во сне и прости, прощай… Можно до рассвета и пободрствовать, да гляди еще и раненый начнет метаться от боли. Нужно и за ним присмотреть.
Начинало светать. Лица людей стали ясно различимы. Они были печальны. Мерген, горестно вздыхая, взглянул на пограничника Иванова. Этот симпатичный парень был тоже сильно расстроен…
Стало совсем светло, и тропа стала хорошо видна. Сухов поднялся.
— Ну, товарищи, тронемся. А вы, старшина Иванов, — сказал он негромко, — останьтесь с Мергеном. И когда проснется раненый, подумайте, каким образом его в полнейшей сохранности доставить вниз. А там должна быть уже повозка. — Затем Сухов обратился к Мурадгельды:
— Мерген-ага, думаю, что опасности для жизни вашего сына нет никакой, отвезете его вместе со старшиной в больницу, а мы продолжим преследование.
И он с людьми отправился к тому месту, откуда стреляли контрабандисты. Пробирались осторожно. Миновали поворот. Баллы, оказывается, упал в небольшую, похожую на чашу, ямку у самого поворота. Когда сейчас, уже засветло, они перешагивали через спасительную чашу, увидели на дне ее запекшуюся кровь.