В кустарнике были найдены четыре торбы с контрабандным товаром и один карабин.
— Чей карабин? — спросил Коркин.
— Карабин мой. И весь груз мой, а эти три джигита — нанятые носильщики, — ответил человек с полуседой бородой.
«Этот человек берет все на себя, чтобы облегчить вину своих сыновей и молодого курда», — подумалось Баллы.
ЧЕРНЫЕ ДНИ
А дни тянулись, полные тревог и трудностей. Вот опять усталые Курбан и Чары еле притащились домой. Аннагуль поставила перед ними хорошо заваренный чай, на ветхом дастархане — засохший хлеб. Но голодные ребята ели его с удовольствием, размачивая в пиале с чаем. Чары сидя заснул. Курбан едва разогнул спину.
— Гелендже, — пожаловался он жене старшего брата, — за работой вроде бы не было заметно, а сейчас так болят и спина, и поясница. Пора нам с братом на постель.
Но какая там у них постель! — все ветхое: и кошма, раскинутая на земляном полу, и халаты, брошенные под головы, и одеяльце, натянутое сверху.
Оба уснули мгновенно. Рядом с ними Аннагуль уложила и своих маленьких сыновей. Заткнула тряпьем дыру в стене, заменявшую окно. Крепко прикрыла дверь и пошла к соседке вязать носки.
Хайдар-ага вместе с детьми уже лёг спать. Патма, склонившись над керосиновой лампой без стекла, вязала носки.
— Заходи, Аннагуль-джан. Детей, наверно, уже уложила? — тихо спросила она.
— Да разве их надо укладывать? Едва приклонят голову к постели, — тут же засыпают.
— Если сегодня свяжем то, что у нас есть, — будет шесть пар. Я нашла клиентку, которая сама приходит в село и покупает носки. Завтра я снесу и сдам ей связанное. Правда, она немного дешевле платит, но это не беда. Если носить носки на базар, еще дешевле получается, ведь целый день пропадает.
— Конечно же, Патма-баджи, лучше продать на месте, если находится покупатель.
— Аннагуль-джан, завтра я возьму в лавке два фунта мяса. Сварим хороший обед.
— Ладно, Патма-баджи.
«Однажды вечером Шах-Аббас, одев на себя лохмотья дервиша, вышел в город…» — начала Патма сказку.
До поздней ночи они вязали носки. Патма закончила свой носок, а Аннагуль не успела.
— Ничего, Аннагуль-джан, завтра довяжешь, — успокаивала ее подруга, а сегодня иди поспи.
Аннагуль накинула на скорчившихся от холода детей свой халат и легла рядом, ничего не подкладывая под голову. Горькие мысли не давали ей покоя. «Уже проходит и десять дней, о которых говорил торговец Молла… Перевел бы он нас через границу. Холодная зима надвигается бедой. Как же идти в такую стужу? Эх, добраться бы поскорее к своим землякам, родным!..»
Рано утром она прямо у порога разожгла огонь. Поставила кумган. Лачуга немного нагрелась, и она надела на себя старенький халат, которым ночью укрывала детей. Сунула ноги в поношенную обувь и вышла умыться. Вернулась, когда лачуга была уже заполнена едким дымом. Внизу еще ничего, а вверху он висел плотным сизым облаком. Аннагуль приоткрыла дверь, заварила чай и стала будить мальчишек.
— Курбан-джан, вставай! Уже пора.
— А, сейчас, сейчас.
— Вставай, а то опоздаешь. Хайдар-ага давно уже собрался.
Курбан вскочил на ноги, надел туфли своей гелендже и выбежал на улицу.
— Чары-джан, поднимайся, Курбан уже проснулся. Ребята быстро позавтракали, схватили штукатурные принадлежности, ведра и поспешили на работу.
— Сегодня, если будет угодно богу, закончим штукатурить лавку, — говорил Хайдар-ага, шагая во главе своей маленькой бригады.
Аннагуль пила чай, когда проснулись ее дети. Мальчики босыми побежали умываться. Мать положила в их пиалы по кусочку сахару. Покормила малышей и вместе с ними пошла к Патме.
Патма поднялась рано, замесила тесто для себя и Аннагуль и теперь пекла в тамдыре чуреки. Сначала еще теплые хлебцы раздала своим детям и сыновьям Аннагуль. Затем женщины взяли по чуреку сами.
— Аннагуль-джан, ты не торопись, вяжи, а я схожу к той покупательнице и продам уже готовые носки.
Вскоре после ее ухода в дверях показался Молла, Поздоровался. Женщина от неожиданности вздрогнула, быстро накинула на голову халат.
— Аннагуль-джан, как живешь, здоровы ли твои дети?
— Здоровы, проходите, Молла-ага. Я сейчас приготовлю для вас чай, — сказала она и вышла.
Молла посмотрел ей в след. «Красавица! Дать ей хорошее питание, да принарядить, — феей станет. Но никуда ты не денешься. Добровольно не захочешь, силой и хитростью возьму. Это, видимо, она вязала сама, мастерица». — И он взял в руки искусно связанные носки. «Интересно для себя или на продажу».
Вошла Аннагуль и поставила чайник перед гостем.