Гладстон испепелил его взглядом и собрался было что-то сказать, но Хокинс его прервал:
— Пойдёмте дальше и узнаем, куда поведут следы этой злосчастной коровы и того, кто её увёл.
Они медленно двинулись по тропке: впереди — Джамбала, за ним — все остальные. Следы оборвались, как Джамбала и предполагал, на грунтовой дороге, где сменились следами шин.
— Грузовик или фургон, — Джамбала указал на них пальцем. — Подъехал и ждал тут. Корову завели по сходням внутрь. Человек сел в кабину. Машина уехала.
Больше ему нечего было добавить. Оставалось вернуться к усадьбе Гладстонов и выяснить насчёт коровы. На сей раз Энни снова ехала позади джипа на своём вороном Питере, а Гладстон всю дорогу ворчал и насмехался над Джамбалой. Тот притворялся глухонемым, сержант тоже сумрачно отмалчивался.
Всё это ужасно не нравилось Джамбале, но делать было нечего. Он мог только напряжённо размышлять (с прежним деревянным выражением на лице), куда и в самом деле подевалась кобыла и откуда взялась корова.
Во дворе усадьбы главный скотник Гладстонов, седой и сухощавый Билли Морган, только замахал руками в ответ на расспросы сержанта о корове: мол, никто бы не впустил коров за изгородь к такой ценной жеребой кобыле, как Красотка, мало ли как она могла повести себя, иное дело — лошади, которых она знала.
— Я снова отправлю в горы своих ребят, пусть продолжают поиски, — закончил Морган.
— А мне придётся доставить из города ищейку, — скучным голосом произнёс сержант, не глядя на Джамбалу. Тот знал: Хокинс понимает, как ему обидно.
Но до того как привезли городскую ищейку, сержант снова явился в посёлок нунггубуйю за своим следопытом, потому что в предгорьях нашли мёртвую лошадь.
*
— Я платить этому вашему або не буду, — отрывисто заявил Гладстон, едва джип с сержантом и Джамбалой затормозил возле конюшни и они вылезли наружу. — Зачем вы его опять сюда притащили? Он не нашёл мою Красотку, её нашли другие — мёртвой. А он всё толковал про какую-то чёртову корову!
Казалось, он едва сдерживается, чтобы снова не кинуться на следопыта с кулаками. Джамбале сильно захотелось укрыться в джипе, но он только крепче сжал в кармане статуэтку Великого Эму.
Тут уже не из конюшен, а из дома появилась Энни, бледная, заплаканная, растрёпанная, в том же рабочем наряде, что и накануне, и прямо на бегу накинулась на отца:
— Папа, ты не имеешь права меня к ней не пускать! Ты сам туда едешь… и они вот… — она ткнула пальцем в сторону джипа. — Это моя лошадь! Моя… девочка… — как бы она ни сдерживалась, слёзы градом хлынули по её круглым щекам. — Я хочу видеть её и знать, что с ней слу… случилось…
— Только если ты успокоишься, — отрезал Гладстон, на чисто выбритых скулах которого снова проступили красные пятна. — Как я могу взять тебя туда, если ты закатишь там истерику? Ты будешь мешать… м-м… сержанту.
На Джамбалу он больше не смотрел.
— Я не буду, — залепетала Энни, в волнении прижимая к груди стиснутые кулачки и переступая с ноги на ногу. — Честное слово, клянусь! Красотка же моя лошадь!
Она, видимо, считала это неоспоримым аргументом, хотя кобыла-то принадлежала её отцу, устало подумал Джамбала. У него щемило сердце, когда он глядел на Энни, беспомощно вытиравшую щёки бумажным платком.
Все они загрузились в джип и покатили к предгорьям.
— Кто нашёл мёртвую лошадь и почему вы решили, что это ваша Красотка? — негромко и сухо спросил сержант у Гладстона, глядя перед собой на дорогу. — Вы там уже были?
Энни, уныло скукожившаяся в углу на заднем сиденье, вздрогнула.
— Ещё не был, а кобылку нашёл Боб Стенли, — после паузы так же сухо сообщил Гладстон. — Парень, видимо, боится увольнения… или чувствует свою вину, в общем, он в одиночку принялся рыскать по горам в поисках Красотки. Вот, он её нашёл и сразу же поспешил в усадьбу. Билли хорошо знает эту лошадь, у меня нет оснований не доверять ему.
Джамбала услышал, как Энни втянула воздух носом, видимо, опасаясь опять заплакать.
— Кроме того, на… кхм… останках можно видеть моё клеймо, — гораздо тише добавил Гладстон.
— Останках? — сержант повернул к нему голову.
— Её растерзали динго, я полагаю, — устало бросил Гладстон. — Энни, я предупреждал, что тебе нечего там делать, — проворчал он, услышав, как вскрикнула дочь.
«Мог бы тогда запереть её в комнате», — с досадой подумал Джамбала. Он вообще не понимал этих ванисуйю. Они очень сильно баловали своих детей и вместе с тем были к ним неоправданно жестоки. Куда хуже показывать дочке растерзанную лошадь, чем запирать в комнате. Но это опять же было не его дело.