Его делом стал лошадиный труп, к которому они наконец подошли, оставив джип на дороге. Гладстон ориентировался по приметам, описанным ему Бобом Стенли — мол, у второй излучины пересохшего ручья Стэнд-Крик. Ручей не совсем пересох — воды туда добавили недавние дожди, и Джамбала снова возблагодарил за такую милость Великого Эму. Потому что он нашёл на раскисшей земле несколько чётких отпечатков подошв чьих-то ботинок — ещё до того, как они подошли к нужному месту.
Кровавая куча была видна издалека. Кобылку гнедой масти и правда самым жестоким образом раскромсали острые зубы целой стаи динго. Торчали рёбра, внутренности были съедены, морда запачкана кровью. Джамбала раньше не раз видел такие картины, но и ему стало не по себе. Даже сержант и мистер Гладстон побледнели. Гладстон попытался увести дочь обратно к джипу, но она вырвалась и убежала за ближайший валун. Судя по доносившимся звукам, её там рвало. Вернулась она нескоро, снова утираясь платочком и горько, но почти беззвучно плача.
Джамбала несколько раз обошёл вокруг туши, над которой уже вились насекомые, присел, внимательно вглядываясь в жалкие останки, а потом поднял голову и спросил у Гладстона, державшего Энни в объятиях:
— Вот это ваше клеймо?
Белёсое тавро в виде треугольника, перечёркнутого стрелой, ясно виднелось на крупе, ближе к лошадиной репице.
Гладстон посмотрел на Джамбалу поверх кудрявой головы прильнувшей к нему дочери и кивнул.
Сержант тоже нетерпеливо глянул на следопыта и негромко спросил:
— Ну, что скажешь, парень?
Тот сжал губы, отвечать ему не хотелось. Но только заговорив, он мог как-то утешить Энни. Впервые он обратился прямо к ней:
— Мисс, вы же хорошо знали свою лошадь?
Продолжая судорожно всхлипывать, Энни повернула голову и припухшими глазами посмотрела на Джамбалу.
— Д-да… — выдавила она. — И что?
Ему надо было дать ей надежду, чтобы она сделала то, что он от неё хотел. То, что она должна была сделать.
— Это, может быть, вовсе не ваша Красотка, — мягко, но настойчиво проговорил Джамбала, не обращая внимания на Гладстона, который набрал в грудь воздуха, явно готовясь разразиться бранью. — Пожалуйста… подойдите и посмотрите на неё.
— Что ты опять городишь? — обрушился на него Гладстон. — Ты что, не понимаешь, какая это для неё травма? Энни не в состоянии…
— Дайте ей опознать лошадь, — резко перебил его сержант. Его серые глаза сузились, словно он целился из своего пистолета, подумал Джамбала, незаметно переводя дух. Уж на сержанта-то он всегда мог положиться.
Девушка тем временем вывернулась из объятий отца и посмотрела на Джамбалу. Её губы дрожали, лицо побелело ещё сильней.
— Энни, не надо! — снова яростно запротестовал Гладстон. — Ты, або, убери от неё свои грязные руки!
Джамбала перестал его слушать. Он знал, что за его спиной сержант справится с кем угодно, даже если для этого придётся дать в челюсть этому богатому ванисуйю. Великий Эму и сержант — они были на стороне Джамбалы, на стороне правды. Он неловко сжал локоть Энни, поддерживая её, и подвёл к мёртвой лошади.
Энни присела на корточки возле её оскаленной в агонии морды и безо всякой боязни или отвращения погладила слипшуюся от крови шерсть. Провела ладонью по лбу, коснулась правого уха, левого и вдруг выпалила, вскакивая на ноги:
— Это не она! Господи… это не Красотка!
— Боже, да с чего ты взяла?! — выкрикнул её отец, и сержант, подбегая к ней и Джамбале, застывшему рядом, тоже быстро спросил:
— Почему ты так решила, девочка?
Энни снова заплакала, но сквозь слёзы ответила:
— Левое ухо. Когда она была жеребёнком, она пыталась пролезть в дыру в изгороди и повредила ухо. Помнишь, папа? — она живо повернулась к отцу. — Остался рубец. Его почти не было видно, но на ощупь… — она пошевелила пальцами. — И зубы… и у Красотки было совсем не такое выражение… — она запнулась и решительно подытожила: — Это не она. Какая-то другая лошадь, тоже наша, очень похожая.
— Энни, ты уверена? — снова начал было Гладстон, но тут сержант опустил руку на плечо Джамбалы и напрямик спросил:
— Ты догадался, что это не Красотка. Как? Давай выкладывай всё как есть, сынок.
Ну, Джамбала и выложил.
— Тут есть следы, — начал он, поглядывая то на Энни, то на сержанта, но не на Гладстона. — Те же ботинки с подковками, что я видел на тропинке, по которой вели корову.
— Опять эта корова! — перебил его Гладстон с неприкрытой яростью. — Ты, грязный тупой…