Разведчики снова двинулись вперед. Савельев взял на изготовку автомат и, не поворачивая головы, сказал:
— Цветы почти не пахнут, значит, погода не изменится, хотя и тучи собираются.
— Верно, — похвалил Платонов. — А ну-ка все посмотрите вокруг. Какие еще видите приметы, указывающие, что дождя не будет?
Разведчики некоторое время молчали, оглядываясь по сторонам.
— Атаев, отвечайте! — приказал сержант.
— Вон в том муравейнике все ходы открыты. Муравьи оживленно бегают. Значит, дождь не предвидится.
— Правильно, — одобрил Платонов. — А что Скиба скажет?
— Одуванчики открыты. Листья на кустах не показывают изнанки. Не быть дождю, — отчеканил Скиба.
Зубарев же припомнил, что сегодня небо перед восходом солнца было серым.
— День будет хорошим, — сказал он, — В атмосфере мало влаги. Иначе в ней отражались бы лучи солнца, и небо было бы красно, словно огонь.
Курочкин, ответивший последним, начал с того, что процитировал стихи Пушкина:
— Ты на Пушкина не ссылайся, сам предскажи погоду, — поддел товарища Скиба.
— И скажу. Роса утром — раз; облака сейчас высоко — два. А в-третьих, все то, о чем уже сказали. В итоге — мы можем не бояться, что промокнем…
В середине дня разведчики подошли близко к месту, где грейдерная дорога пересекала ручей. Как и предполагал Платонов, здесь в лесу остались следы больших привалов — по обе стороны дороги трава была вытоптана, кусты обглоданы, сучья и сухие ветки подобраны. Вокруг виднелись остатки многих потухших костров. Видимо, немцы, как обычно, кипятили в котелках кофе.
— На каждое отделение — костер, значит, здесь отдыхал батальон пехоты, — прикинул Платонов.
Чтобы убедиться в правильности своего подсчета, сержант начал разыскивать следы батальонной кухни. Скоро он обнаружил две малозаметные колеи, выдавленные колесами, а между ними — горку пепла и угля. Трава вокруг была вытоптана. Ясно, что здесь толпились солдаты, получая обед.
По другую сторону дороги снова набрели на следы большого привала. Однако это место внешне отличалось от других. Кое-где валялись коробки из-под сигарет, обрывки газет, писем. Скиба нашел даже две обоймы от автомата, а Курочкин — флягу, кинжал и подсумок с патронами.
— Настроеньице, видно, у этих фрицев, неважное, — заметил Зубарев.
Находки действительно говорили о том, что здесь отдыхали солдаты, дисциплина и боеспособность которых весьма низки.
«А почему? — недоумевал Платонов. — Ведь на местах других привалов все признаки указывают на то, что враг подтягивает действительно свежие, непотрепанные части».
Загадку помог разгадать Скиба. Он неплохо владел немецким языком. Когда были собраны обрывки писем, в одном из них разведчик прочитал:
«… Напиши, долго ли тебе осталось носить бремя смертника. Курт уверял меня, что у тебя нет никакой надежды уцелеть, потому что вас посылают в самые опасные места».
Стало ясно, что тут дневал батальон штрафников.
По дороге время от времени проходили машины, и разведчики каждый раз ложились, ожидая, пока большак опустеет. Выбрав удобный момент, следопыты осмотрели и дорогу. Здесь Платонов заметил, что следы танковых гусениц свернули с грейдера прямо к лесу.
— Тоже на привал, — догадался сержант.
Выставив охранение, он вместе с Савельевым принялся изучать место остановки немецких танкистов.
— Здесь стоял замыкающий танк, — указал Платонов.
— А какой же это танк? — пытался узнать Савельев, рассматривая отпечатки гусениц.
— Средний, Т-4, — уверенно сказал Платонов.
— Как вы узнали?
— Очень просто. По ширине гусениц и длине танка. Видите, — показал Платонов, — вдоль следа гусеницы бровка пыли. Пыль ссыпалась, когда танк остановился. Длина бровки и равна длине танка.
— А вот здесь второй танк стоял, там — третий…
Разведчики насчитали следы двадцати семи немецких танков.
Приблизились к мостку через ручей. Осмотрели его издалека и выяснили, что лес не так уж пуст, как кажется. По мостку ходил автоматчик, а невдалеке стоял замаскированный бронетранспортер. Возле него копошилось несколько немцев.