Однажды вечером Леонид пришел домой навеселе. На вопрос отца, в честь чего позволяются такие вольности, сын, не моргнув глазом, ответил, что был на дне рождения у одного знакомого мальчика. Кольцевой-старший не страдал склерозом и хорошо помнил, как, уходя из дому, Леонид сказал, что идет заниматься в Публичную библиотеку.
Игорь Андреевич, не будучи подготовленным к такого рода разговору, оставил на этот раз сына в покое, но своими подозрениями поделился с женой.
- Что ты этим хочешь сказать, Горя? - осторожно спросила Фаина Александровна.
- Только то, что сказал. Леонид неискренен со мной, особенно в последнее время. И прошу не называть меня так. Мы ведь взрослые люди.
- И имеем девятнадцатилетнего сына, - продолжила она. - Кстати ты не вспомнить, о чем мечтал ты в его годы?
- Да... Но все же... - слабо сопротивлялся Игорь Андреевич.
- Все талантливые мальчики рано начинают чувствовать себя мужчинами. Ты, как врач, должен знать об этом лучше меня.
Хотя мамаша и защищала свое единственное чадо, разговор этот не прошел для нее бесследно. Фаина Александровна тоже стала наблюдать за сыном. Однажды, когда Леонид вернулся домой после двенадцати ночи, она незаметно проверила содержимое карманов его костюма. Придирчиво рассматривая носовой платок, нашла то, что и предполагала, - следы губной помады. "Значит, девушка. Я так и знала!" - ничуть не удивилась Фаина Александровна. У нее отлегло от сердца. Но женское любопытство оставалось неудовлетворенным. Хотелось если не познакомиться, то хотя бы взглянуть на избранницу сына. С этой безобидной целью она к концу занятий стала подходить к институту. Как-то выследила, что Леонид прошел в студенческое общежитие. Можно было допустить, что сын ушел заниматься с товарищами. Около трех часов она несла дежурство недалеко от входа. Напрасно. Сын так и не вышел на улицу.
Заинтригованная, она на следующий день рискнула пойти в общежитие. По дороге зашла в парикмахерскую, сделала завивку, маникюр. Благоухающая, подошла к тяжелой дубовой двери и потянула ее на себя, не имея ни малейшего представления, что будет делать дальше. Она полагалась только на случай. Но одно было решено твердо: если кто-то спросит, зачем она пожаловала в общежитие, она назовется своим именем и в свою очередь задаст вопрос, где может быть сейчас ее сын Леонид Кольцевой.
Мало ли по каким неотложным семейным делам мать разыскивает сына. А она знала точно, что сейчас в общежитии Леонида не может быть. Перешагнув низкий, обитый медным листом порог, она ступила на кафельный пол с таким чувством, будто входила в запретную зону.
В вестибюле было спокойно и тихо. Студенты еще не возвратились с занятий. Справа за барьером сидела пожилая женщина в черном сатиновом халате. Она не обратила никакого внимания на вошедшую. Ловко орудуя спицами, старуха вязала шарф. Женщина, по-видимому, исполняла обязанности и вахтера и гардеробщика. Фаина Александровна с обворожительной улыбкой направилась к раздевалке. В это время на лестнице послышались чьи-то шаги.
Пронеслась девушка в синем спортивном костюме. На ходу запихивая в рот большой ломоть белого хлеба с маслом, она отбросила за плечо толстую русую косу и всей тяжестью тела навалилась на дверь. Затем шаги ее зачастили по гранитной площадке подъезда. А дверь на тугой пружине с такой силой хлопнула, что в окнах задребезжали стекла.
Это уж сама судьба посылала Фаине Александровне предлог для разговора.
- О, господи, - сказала она, морщась, как от зубной боли, - что это за народ такой пошел? Дверь за собой не умеют прикрыть. И чему их только учат в институтах? В наше время так не было.
Сказанное не осталось незамеченным. Старуха тут же отложила работу и приветливо улыбнулась.
- Что вы, милая, - поддержала она Фаину Александровну с готовностью, теперешняя молодежь на все способна. К стуку двери мы давно привыкли, это в порядке вещей. А бывает, - понизив голос, старуха потянулась к симпатичной женщине, разделяющей ее взгляды, - пьяные вечерами приходят. И девицы туда же...
- Что вы говорите? - артистически вскинула дугообразные брови Кольцевая.
- Да, да. Пьют, миленькая, да еще как пьют! Ну, а где пьянка, там и все прочее дозволяется. Недавно одну отчислили за такие дела...
- Какой кошмар!
И Фаина Александровна, как опытный полководец, издалека повела наступление. Она была неплохим психологом и в первую очередь поинтересовалась заработком гардеробщицы. Посочувствовала, стараясь придать голосу больше искренности. Осведомилась, что та вяжет и для кого. Повертела в руках недовязанный шарф, восхищаясь качеством работы. Так, незаметно продвигаясь к цели, она скоро узнала то, зачем пришла...
Как же, гардеробщица зпала студента Кольцевого.
Скромный, культурный молодой человек. Только вот связался он...
Фаина Александровна даже пожалела, что тайком от сына проникла в его мир. Теперь она признала, что муж был тысячу раз прав, когда высказал предположение о неискренности Леонида. И в то же время она даже в мыслях не хотела взять какую-то часть вийы на себя за неправильное воспитание сына. В самом деле, при чем здесь она, если мальчик попал в дурное окружение? Теперь-то она знает, что делать. Пока не поздно, надо бить тревогу.
Она пойдет в деканат, в райком, в горком и будет ходатайствовать, чтобы в институте навели порядок.
Но, возвращаясь домой, Фаина Александровна, как и всякий практичный человек, трезво взвесила свои предполагаемые поступки. "Во что это может вылиться? - подумала она. - Во-первых, на Леонида падет черная тень, когда откроется его связь с этой распутной женщиной.
И кто знает, чем все это может кончиться. В деканате сидят не дураки. Подумают да и отчислят Леонида из института за моральное разложение или подберут другую, более безобидную формулировочку".
Дома Фаина Александровна не находила себе места.
Она дважды звонила мужу на работу, напоминая, что им необходимо с глазу на глаз переговорить о весьма срочном деле. Именно сейчас, после возвращения из общежития, она обнаружила, что мебель в их квартире расставлена без всякого вкуса, пол давно не натирался, а в одном углу прихожей даже появилась паутина. Собственная квартира выглядела неуютно.
Чтобы не оставаться наедине со своими тревожпьтаи мыслями, она переоделась и принялась за уборку квартиры. Какое-то непопятное чувство, которому она была не в состоянии найти точное название, не давало ей покоя.
Покончив с уборкой, она присела на мягкую оттоманку, чтобы собраться с мыслями и наметить ход последующих действий.
Сидящей на оттоманке в халате, со следами размокшей от пота и слез косметики на липе застал ее Игорь Андреевич.
- Что случилось? - участливо спросил он. - на тебе лица нет.
- Лицо здесь роли не играет, - ответила она и призналась, - ты все-таки был прав, Игорь.
- В чем?
- Что нас может беспокоить, кроме сына?
- С ним что-нибудь случилось?
- Да. Он нас опозорил. Связался с распутной женщиной старше себя лет на восемь.
Игорь Андреевич недоуменно пожал плечами и уже более спокойно спросил:
- И это все?
- А тебе этого мало, да?! Почему ты спихвул на меня воспитание сына, а сам относился к нему, как к постороннему? Где твои родительские чувства? На пациентов истратил? А может быть, на пациенток?
Крик ее вскоре сменился истерическими рыданиями.
Затем буря начала помаленьку стихать. Фаина Александровна вытерла лицо полотенцем, приняла валерьяновые капли, молча хлопнула дверью и скрылась в спальне.
Игорь Андреевич был голоден, но не осмеливался спросить, где найти ужин. Он печально посмотрел на приоткрытую дверь кухни, надел полосатую пижаму и, так и не поужинав, отправился спать.
В-тот вечер Леонид вернулся домой раньше обычного.
Ничего не подозревая, он расхаживал по квартире, громко стуча каблуками. Открыл в ванной кран до отказа и долго мылся, кряхтя и фыркая. Затем перекочевал на кухню.