Но обстоятельства обстоятельствами, а тропическое солнце быстро растопило ледок. На второй день пассажирка уже улыбалась, раскланиваясь с новым капитаном. На третий — здоровалась, встретив во время утреннего променада. А на четвёртый прислала горничную-мулатку с предложением выпить вместе кофе под раскинутым над палубой тентом.
Чем они сейчас и занимались.
— Мой покойный супруг начинал капитаном торгового брига, — рассказывала женщина, — и когда строили «Луизу-Марию», он настоял на том, чтобы она получила этот великолепный гардероб.
Греве кивнул. «Гардероб», как собеседница назвала парусную оснастку судна, действительно внушал уважение. «Луиза-Мария» гордо несла на трёх мачтах вооружение гафельной шхуны и при хорошем ветре демонстрировала отменные ходовые качества. Жаль было бы топить такую красоту…
Женщина отхлебнула из крошечной, полупрозрачного китайского фарфора чашечки. Кофейный прибор — серебряная бульотка и вазочка с коричневым тростниковым сахаром — стоял на маленьком столике. Тот вместе с парой плетёных кресел помещался в тени кожуха вентилятора. Из раструба доносился сдержанный гул. Котлы поддерживали давление, но машина не работала — «Луиза-Мария» и бегущий в её кильватере «Крейсер» экономили уголь, одевшись от палуб до клотиков в белоснежные полотнища.
— Мой супруг задумывал «Луизу-Марию» как особое судно, — продолжала меж тем Камилла. — Помнится, он говорил, что на её борту никогда не будет кирпича, цемента, угля, железнодорожных шпал и рельсов, бочек с машинным маслом, деталей машин — всех этих необходимых, но унылых атрибутов цивилизации.
— Не слишком практично в плане коммерции, — отозвался Греве. Беседа шла на английском языке — как и большинство флотских офицеров, барон владел им в совершенстве.
— Таков уж он был. Став владельцем судоходной компании, Петер пользовался любым поводом, чтобы выйти в море. И в рейсах на «Луизе-Марии» он всегда брал особые грузы: ценные сорта дерева, животных, хлопок, фрукты, пряности, ткани, почту…
— А как же с нынешним содержимым ваших трюмов? Армейские винтовки с патронами — это, согласитесь, не похоже на рулоны шёлка и чёрное дерево!
— Мой супруг всегда был без ума от оружия. И даже вложил немалую сумму в акции льежских оружейных мануфактур, на которых, кстати, изготовлены эти винтовки. А его коллекция пистолетов и ружей соперничает с собранием короля Леопольда Второго!
Барон покачал головой.
— Но, мадам, именно этот груз может стоить вашей компании прекрасного судна. Не жалеете?
— Что вы, Шарль! — женщина мило сморщила носик. — Это так увлекательно! Сидя в сонном Брюсселе, я бы никогда не испытала подобного!
Лёгкий шквалик догнал «Луизу-Марию» полосой пенной ряби, сорвал с собеседницы шляпку, и та покатилась по палубе.
Камилла ойкнула, мулатка — она дожидалась шагах в десяти от собеседников — со всех ног кинулась догонять беглянку. И не успела — шляпка подскочила, ударившись о шпигат, и канула за бортом.
— Какая ты неуклюжая, Лиззи! — женщина огорчённо всплеснула руками. — Это была моя любимая шляпка… Простите, Шарль, мне надо привести себя в порядок. Вы же видите…
И провела рукой по волосам. Греве судорожно сглотнул. Ветер растрепал каштановые волосы, уложенные в изысканную причёску, и Греве захлестнуло волной сладко-пряного запаха. Сандаловое дерево? Похоже…
— Сожалею, мадам, о вашей утрате.
Камилла поднялась. Мулатка была уже рядом — она испуганно глядела то на госпожу, то на её собеседника.
— По вечерам я обыкновенно пью у себя в каюте шоколад, — сказала женщина. — Если хотите, можете составить мне компанию. Я пришлю за вами Лиззи.
— В котором часу, мадам?
— Как это у вас называется… — женщина очаровательно наморщила носик в раздумье. Барон почувствовал, что его сердце пропустило удар. — После седьмой склянки — так, кажется?
— Семь тридцать пополудни, мадам. Я буду ждать.
— Вот и чудесно, мон ами!
И упорхнула, оставив за собой дразнящий аромат сандалового дерева.
— …Впервые туда стали ссылать преступников ещё в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, по решению британских властей Бенгалии, — рассказывал Греве. — Причём европейцев на Андаманские острова тогда почти не везли. А после восстания сипаев возникла необходимость куда-то деть осуждённых рядовых участников восстания — вот на островах и устроили каторгу самого строгого режима.
Кают-компания «Крейсера» была полна. После третьей полуденной склянки офицеры, за исключением вахтенных, разумеется, собрались, чтобы послушать доклад барона. Капитан-лейтенант Михайлов, следуя вечному армейскому принципу «инициатива наказывается исполнением», велел Греве извлечь из судовой библиотечки максимум сведений о цели будущего набега. Барон, перебравшийся по такому случаю назад, на клипер, два вечера просидел в кают-компании, обложенный книгами и подшивками газет, вздыхая про себя по прекрасной Камилле, скучающей на «Луизе-Марии» без его общества. Но время было потрачено не зря — с результатами своих трудов он и знакомил сейчас офицеров «Крейсера».