— Приехали, добрые господа! Ваша хатка на горизонте! — прокричал жизнерадостно шофер в переговорную трубу. — Вещи ваши в багажнике, через минутку затормозим и доброй ночки!
— Эм-м-м-м… Простите, любезный, это ж с какой скоростью мы ехали-то?
— Сто десять километров в час, господин инквизитор! Вот чтоб мне провалиться! Иногда даже быстрее, там, где с горки!
— Хм… Не силён я в метрах-километрах, если честно…
— Это почти как верста, господин Френн. Чутка больше, но разницей можно пренебречь, если вы не расчёт для баллистики делаете.
— Ого! Ого-го! А если мы, пардон, на такой скорости во что-нибудь вляпаемся?!
Шофёр задумчиво поскрёб рукой в краге макушку шлемофона.
— Не знаю, судари, не проверял! Да и куда тут вляпаешься: снег кругом один! Но, думаю, что если, скажем, об дерево приложимся, то и костей не соберёшь!
— Спасибо, — Френн изобразил на лице облегчение, — вы не представляете, как вы меня успокоили. Я-то думал, что придётся помучиться.
— Никак нет, вашсиятельство! Однозначно сразу в лепёшку, так что не извольте беспокоиться! Позвольте я вашу поклажу до крылечка-то доволоку…
— Нет, Фигаро, вы, всё же, спите.
— Не-а. У меня, похоже, после сегодняшнего дня нервная трясучка. Ссыльные колдуны, Харт, божественные львы… Для меня чересчур много.
— Я тоже что-то заснуть не могу. Может, по сто пятьдесят? Нам князь бутылку с собой дал.
— Френн, я с самого приезда на Хлябь только тем и занимаюсь, что пью. Может, стоит дать организму передышку? Старшему следователю ДДД, конечно, положена страховка, но она такие нагрузки на здоровье не покрывает.
— Так что, не будете?
-…
-…
В темноте комнаты, едва подсвечиваемой оранжевым дрожанием угольев в печи, послышалась возня, и за столом у окна появились два тёмных силуэта: высокий угловатый и низенький толстенький. Разделся звон посуды, хлопнула пробка. Взвыл за окном ветер, дёрнул ставни, и, сердитый, улетел прочь, петь над ночными равнинами. В комнате было тихо-тихо: мышей недавно выгоняли отсюда морозом, новые пока не набежали, домовой давным-давно дрых в своём голбце и лишь печка тихонько потрескивала, да гудела тяга в широкой трубе.
— …Ну, давайте. На сон грядущий.
— М-м-м-м, хорошо!.. Держите, кстати: у меня тут пара галет.
— Спасибо… А вы что, правда в войну артиллеристом были?
— Сперва связистом. Но меня оттуда попёрли. Наш ротмистр — дядька суровейшего нраву, но не без юмора — ржал как сивый мерин и говорил: «Фигаро этот ну вот просто уникальная личность, чтоб мне провалиться! Нужно, понимаешь, провод тянуть вперёд, а как только снаряд бахнет, так он его взад тянет! Словно по волшебству на месте разворачивается, и здрасте!» А я что? Я ничего, всё так и было. Молодой был, зелёный. Взрывов боялся до одури. Оно, вроде, и не хочешь, а всё равно на пузе назад ползёшь. В общем, отправили меня в артиллерию: мол, привыкай к «бабахам». И вот там я, неожиданно для себя, прижился. Пушки, снаряды, расчёты — как-то вот мне сразу оно по душе легло. Воевали так: пальнёшь по координатам, залезешь в блиндаж и ждёшь, пока немецкая контрбатарейка отработает. Чаю выпьешь — ага, стихло! — и наружу. Пушки, значит, раскапывать. Королевские орудия какие были? Ого какие! Рядом с таким фугас рванёт, а ему хоть бы хны — только землёй закидает, главное, ящики снарядные в укрытии держать. Не служба, а песня!.. А вам, Артур, пора бы и появиться. Сколько можно делать вид, что вас здесь нет.
В темноте слабо засветился ещё один силуэт: полупрозрачный и бородатый.
— Вы, Фигаро, прекрасно знаете, что я никоим образом не могу покинуть Орб на вашем пальце. Даже когда я, так сказать, в отъезде, то я всё равно тут. И прежде чем вы начнёте полоскать мне голову своими претензиями по поводу Лудо, я сразу скажу, что сам факт того, что Луи де Фрикассо действительно был, так сказать, продуктом старых разработок Квадриптиха ровным счётом ничего не меняет. Это не важно, если коротко.
— Если это не важно, то тем более могли бы рассказать. И хватит уже использовать слово «Квадриптих». А то у вас если мир спасли, то это Артур-Зигфрид, а если почти угробили, так это Квадриптих. Размазываете ответственность.
— Не «размазываете», а «размываете». Но вы правы. — В темноте послышался вздох. — Не стану оправдываться — не дождётесь, скажу лишь, что работа планетарным завхозом накладывает на психику свой отпечаток. Вот поуправляете миром сотню-другую лет, а там поговорим.