— А этот ваш… как его… Возврат?
— Да, я понял, о чём вы. Нишевый опыт «Возвращение», суть которого сводилась к тому, что в обществе, где каждый бессмертен, всегда есть возможность нажать условную кнопку и возродиться в некоей исходной точке. Так, собственно, и делают там все преступники: накосячат, а потом сбрасываются к нулю. Сразу же возникает дисбаланс между теми, кто чего-то в жизни достиг и держится за накопленные блага и теми, кто обнуляется при каждом удобном случае. Если в точке возрождения, к тому же, создать для всех равные начальные условия, то будет та же фигня, что и с рождением заново.
— Отдел коррекции?
— Да, спасибо. — Пожилой полный колдун с пышной бородой и мощными щеками пыхнул трубкой и, не поднимаясь с кресла, пошелестел бумагами. — Простое снижение агрессии приводит к тому, что общество превращается в студень: никто ни к чему не стремится. Усиление доброжелательности — прекрасный катализатор кровавых войн за права угнетённых. Ради добра люди готовы убивать с гораздо большим рвением, нежели ради зла: и приятнее и совести спокойнее. Подавление животных инстинктов даёт определённый положительный эффект, однако же, большую часть общества ввергает в апатию, поскольку исчезает то, что мы называем «потребности-водители»: инстинкты самосохранения и размножения. Стимулировать их — вообще не вариант. В общем, если прямо не вмешиваться в паттерны мышления, то мы имеем либо общество состоящее из вялых слизней, либо общество гиперактивных психопатов. Подробнее: смотрите доклады с двести второго по двести тридцатый.
— А что скажет Отдел Внезапных Факторов?
— Ничего хорошего. — Бруне, не отрываясь от книги, горько хихикнул. — Общество способно объединиться, сплотившись на фоне внешней угрозы, но лишь на непродолжительное время. Либо угроза будет устранена и всё вернётся на круги своя, либо угроза станет просто фоном, к которому все начнут приспосабливаться, либо у всех поедет крыша. Мозг человеческий не может постоянно находиться в состоянии стресса: либо будет нивелирован сам фактор стресса, либо психика. Так устроен человек: даже за два дня до конца света он будет торговаться за пирожок на полустанке. И, предвосхищая ваш вопрос о проекте «Абсолютный помощник», хочу угостить присутствующих короткой презентацией.
С этими словами Бруне провёл рукой над видеокристаллом, и в центре зала, на высоте метров пяти, появилась объёмная проекция.
Расширилась проекция, заискрилась, развернулась во всю мощь свою псионическую, и вот нет уже ни зала, ни колдунов в креслах, а есть чёрный жупан с заплатами кожаными на локтях, сапоги кирзовые от которых дёгтем за весту прёт, и торчит из тех сапог в тот жупан завёрнутый Шлёпа Стромп —денщик, да не чей-нибудь, а самого генерала Кутюги, победителя Мразов и Гразов, единственного в мире полного кавалера Триединого Креста с Золотыми венками и Бриллиантовыми Оливками, в бою ратном, а не в салоне столичном звание генеральское получившего, да из рук самого Императорского Величества, и присовокуплён был к званию генеральскому чин графский — неслыханное дело!
Стоит Шлёпа, папироску смолит, да думу думает: генерал, вот, к примеру сказать, спит, уставший от докладов и подвигов ратных, а ему, денщику Шлёпе, дремать тут, в каморке своей у звонка, провод от которого в генеральские покои тянется. И не злой по натуре человек генерал Кутюга, а проспишь звонок, или, там, в отхожее место выйдешь в неурочное время — розгами тебя по всей спине, да так, что кожа месяц слазит. Грустно сидеть, скучно, кошки на душе скребут, но только не сегодня. Потому как явился третьего дня к Шлёпе заезжий колдун, и сделал подарок: говорит, мол, ежели скажешь себе под руку желание какое, то тут же всё и сбудется.
Боязно с колдовством связываться — не просто ж так Святая Мать-Церковь говорит, что колдуны все сплошь погань и Лукавого записные бригадиры, да только ж и сидеть скучно — два ночных часу на башне только пробило! — и выпить охота. Прошептал Шлёпа себе под руку: хочу, мол, бутыль самогону, и чтоб чистого как слеза материнская! И тут, негаданно-нежданно, хлоп! — готово дело! Стоит перед ним пузырь ведра, эдак, на пол — горлышко кукурузным початком заткнуто. Вот чисто как дома принято, в деревне Серые Рогоза, откуда Шлёпа родом.
Тут бы денщику удивиться, да некогда удивляться — нашептал себе ещё и стакан. Не из горла же пить, как пьянчуга какой! А колдовство оно на то и колдовство, чтоб чудеса делать. И вот уже стакан на столе — веселее жизнь сделалась! Горит керосин в лампе, поёт самогон в Шлёпе, тепло стало, разморило, да нельзя спать! Вышел на крыльцо денщик, справил нужду под забор, голову поднял, а там — звёзды! Пропасть звёзд, как из подола насыпано на небесную твердь; сияет свет небесный, играет на снегу, и как-то прям в горле защемило — ввысь! Отсюда, прочь, из закоулка между дровяным сараем и забором, где запах как в полевом госпитале (оно и неудивительно, если сюда вся прислуга да охрана усадебная по нужде бегают), туда, вверх, где сияние и чистота… Чуть желание не нашептал, да вовремя спохватился: вспомнил, что еще половина бутылки на столе ждёт.