В лицо следователя пахнуло мёртвым сухим холодом. В двух шагах от него в воздухе висела смерть.
Фигаро оказался настолько близко к «снежинке», что смог даже рассмотреть странные переливающиеся сгустки внутри элементаля, похожие на блестящие ёлочные шары, вокруг которых, собственно, и двигался воздушный смерч, засасывая в себя снежинки, и тут же разбрасывая вокруг, точно «вечный фонтанчик» работающий на паровом котле (однажды он видел такую игрушку дома у Гастона; заместитель городского головы Нижнего Тудыма очень гордился своим приобретением — «как в столичных домах!»). Он почувствовал взгляд — на него словно уставился сам северный ветер: пустой ледяной череп, в мёртвых глазницах которого завывали чёрные вихри. Он ощутил иссушающее прикосновение мороза на лице.
И он понял, что это конец.
Однако вместо картинок из былой жизни, которые, по идее, должны были вот прямо сейчас пронестись у него прямо перед глазами, Фигаро пришло в голову ещё одно дурацкое сравнение: снег вертевшийся в живом эфирном вихре неожиданно напомнил следователю столичную ярмарку, на которую он попал перед тем, как его, после весьма щепетильного дела, в котором был замешан бывший соратник Артура Седрик Бруне, Академия Других наук и забавный фокус с его, Фигаро, омоложением, его, наконец-то, отправили назад в Нижний Тудым в компании тётушки Марты. Фигаро не любил Столицу, но пропустить такую забавную штуку как «Ярмарка остроумных Механических Изделий, последних Достижений Науки Алхимии, а также большой Пир Мастеровых» он просто не мог. Поэтому следователь выпросил у комиссара Пфуя ещё один день, и отправился на ярмарку в компании тётушки Марты, которая тут же накупила себе паровых утюгов, отжимных валиков и новой посуды («…нет, тащить это всё, конечно, я бы не решилась даже поездом, но если уж комиссар — такая душка! — отправит нас домой блиц-коридором, то почему бы и нет?»). На выставке, помимо прочих механических диковинок, они увидели устройство, от одного вида которого тётушка Марта пришла в восторг, граничащий с помешательством: «Стиральный автомат с выжимной центрифугой» выпускаемый мануфактурой господина Ремью. Автомат не только самостоятельно стирал бельё, но и выжимал его; из барабана рубашки и брюки словоохотливый усач в белоснежной сорочке доставал уже едва влажными. Фигаро чуть было не купил устройство тётушке Марте в подарок, однако та в очередной раз проявила своё недюжинное здравомыслие. «Фигаро, — сказала она, — ну вы подумайте: это ж только первая партия! Наверняка в этой штуке полно недостатков, которые инженеры господина Ремью устранят только в пятой, а то и вовсе в седьмой модели! И потом: где брать запчасти на это чудо техники в Нижнем Тудыме?! Я бесконечно благодарна вам за доброту, но если уж вы так хотите сделать мне такой презент, то погодите года два. А я уж по старинке постираю в кадушке — с меня не убудет»
Так вот сейчас, заглядывая в нутро элементаля, следователь подумал, что движение снежинок у мерцающего эфирного ядра очень похожи на вращение белья в барабане стирального автомата. Мда, подумал Фигаро, хорошо, что никто не узнает, с какими именно последними мыслями я помер.
Вот только смерть всё не наступала.
Элементали медленно кружили вокруг, словно выбирая подходящий вектор атаки. Но само по себе это предположение было глупым: следователь уже видел, с какой скоростью способны ударить эти существа. Однако факт оставался фактом: «снежинки» не атаковали.
«Выжидают? Но чего? Может, они меня не видят? Нет, видят — взгляд Другого очень хорошо чувствуешь… Видят они всё, дрянь ледовитая, всё видят. Тогда какого…»
И тут ледяные элементали совершили нечто непонятное. Настолько непонятное, что Фигаро даже не успел толком удивиться.
Облачка снега и эфира издали тоскливый вой — низкий тягучий звук, похожий на тот, что издает в начале смены заводская сирена. Вой длился, казалось, бесконечно; он катился по заснеженным холмам, разбегался между деревьями, рыскал в снегу раненым волком, смешивался с паром, вырывавшимся изо рта следователя вместе с прерывистым дыханием, тянулся и тянулся без конца.
И вот, когда пронизывающий до костей звук, наконец, растаял вдали, ледяные элементали взлетели вверх, и растаяли в блёклой голубизне линялого неба.
Они просто ушли. Не продолжили бой, не устроили напоследок маленький ледовый Армагеддон, а беззвучно воспарили и… просто исчезли.
На несколько долгих мгновений воцарилась тишина. Только потрескивала сожжённая «Иерихонскими Факелами» до шлака земля, да пыхтел инквизитор Френн, пытаясь остановить носовое кровотечение (он, по ходу, всё-таки, поймал эфирную контузию, но не особо сильную — на ногах инквизитор стоял твёрдо).