Странная скала выглядела величественно и грозно, нависая над головами жалких людишек точно серое крыло гигантского Ночного Летуна, однако, стоило присмотреться повнимательнее, как вся таинственность рассеивалась: прямо по склонам этой серой стены носились по насыпям ряды вагонеток, деловито пыхтящие дрезины, тянулись в длинных штробах аккуратно уложенные кабеля и трубы, а кое-где, на похожих на балконы площадках, курили люди (даже на таком расстоянии было понятно, что это шахтёры).
— Да идёмте, идёмте, сами всё увидите! — Старший механик схватил инквизитора и следователя за руки и потащил куда-то с силой и настойчивостью локомотива. — Всё покажу, только быстро, а то Анна меня по стенке размажет… А кто, кстати, довёл сюда тягач, раз уж этот болезный еле на ногах стоит? Мне, если что, как раз шофера нужны…
Старые знакомые
Лифт, медленно ползущий вверх вдоль серой каменной стены, представлял собой большую железную клетку, по углам которой горели висящие на крюках газовые фонари. Такая иллюминация, как пояснил Пьеро, была необходима, в основном, потому, что лифт проезжал мимо нескольких рельсовых путей: «…коли ребята на дрезинах будут негабаритный груз вести, так и вообще кабину снести могут, с них станется!»
И верно: лифт поднимался как бы внутри узкого жёлоба выдолбленного в каменной породе, из которой состояла серая стена. Вокруг змеились протянувшиеся по эстакадам рельсы (эстакады казались головокружительно хрупкими; Фигаро, например, ни за что бы не полез ни в одну из дрезин, бегающих по ним), тянулись тросы грузовых платформ — по ним опускали вниз руду — гудели электрические трансформаторы на стальных насестах, сваренных из вбитых в скалу швеллерных балок, в общем, бурлила своя, особая местная жизнь. Это одновременно успокаивало и нервировало следователя: с одной стороны, было приятно видеть здесь, в такой глуши живых людей, с другой, сам по себе анклав человечества в такой глуши выглядел жутковато; за всей этой рабочей суетой чувствовалась какая-то ирреальность, отрезанность от мира, точно Фигаро несколько дней блуждал в тайге и в итоге вышел на ярмарку, устроенную кем-то на просеке посреди дикого бурелома.
«А вот как дрыхну я на самом деле в гнезде у баюна, а это всё мне чудится? Вот это будет номер!»
Но нет, вокруг была самая что ни на есть реальная реальность, просто привыкнуть к ней было сложно: форпост цивилизации на краю мира. Люди вокруг шутили, смеялись и просто занимались своими повседневными делами, но, с другой стороны, чем они ещё могли заниматься? Со скорбными лицами стоять с факелами, хмуро вглядываясь в заснеженную пустоту, из которой в любой момент могла явиться гибель? О нет, люди так не живут. Фигаро вспомнил, как во время войны его гарнизон останавливался в какой-то полуразбомбленной деревушке; плотно занавесив окна, они наскоро перекусили консервами и собрались, было, спать, как тут в дверь постучали. Там, среди дотлевающих полей и канав, забитых раздувшимися от жары трупами это мог быть только вурдалак, ну, или, на худой конец, Слоняющееся Пугало. Но когда дверь открыли (Фигаро уже приготовился метнуть шаровую молнию) на пороге оказался худой как щепка крестьянин, увидевший «солдатиков» и явившийся посреди ночи выменять у служивых табаку на бутыль самогону.
Табаку ночному гостю отсыпали просто так (не потому, что не хотелось выпить, а потому, что за перегар с утра могли выписать плетей), а Фигаро — тогда ещё связист — только качал головой, удивляясь природе человеческой: вокруг ад на земле, а человек думает, как бы покурить!
«Ты излишне драматизируешь. С этими лесами у местных не война. Элементали — да, но мы тут, как бы, именно за этим. Мы решим проблемы шахтёров, Сандерс с Диким решат нашу проблему, и всё будет очень хорошо. И хватит пока об этом думать. Только портишь сам себе настроение»
Железная клетка вздрогнула; лязгнули клинья-блокировщики. Лифт, наконец, приехал.
Дверь открылась. Фигаро сделал шаг вперёд… и задушено ахнул, поражённый увиденным.
Стена, вдоль которой они сюда поднялись на лифте, оказалась краем огромной, идеально круглой воронки, и теперь эта воронка открылась им во всей своей красе: невероятных размеров вмятина в теле земли.