— Кладбище за городом. — Староста Гремм нахмурил кустистые брови и потёр нос тщательно отполированным ногтём. — Даже если бы у нас была повозка, то это почти час езды. Простите, но Департамент в своё время одобрил для захоронений только землю у Ржавого ручья.
— Ладно, — Анна махнула рукой, — к дьяволам! Ещё нужен тигель… гори оно всё синим пламенем!.. Ладно, подойдёт и примус… Нужен таз, мел, свечи, перья и бумага. Что из этого можно найти здесь, в ратуше?
— Всё. — Староста, кряхтя, принялся разминать поясницу. — Теперь ещё и спина… Артрита не хватало, так ещё и радикулит подъехал на хромой козе… Вилль! Идёмте со мной. Притащим всё, что нужно нашей юной колдунье.
Староста нашёл не просто «тазик»; старый Гремм где-то нашёл серебряное блюдо с высокими краями — Анна о таком и мечтать не могла. Стопка мелованной бумаги, «вечное» перо, а свечи! Шикарные толстые свечи, подкрашенные алхимической «чёрной желчью», высокие, ни разу не пользованные — то, что нужно для ритуалов. Мел же вообще превзошел самые смелые ожидания: настоящий мел с Дальней Хляби в фабричной коробке фирмы «Старый век» — не у каждого студента Академии был такой.
Гремм грустно улыбнулся, едва заметно пожал плечами, и Анна, уже было открывшая рот, тут же захлопнула его, сообразив, что вопросов задавать не стоит. Имел ли староста отношение к той тёмной ауре, которой был перенасыщен подвал ратуши? Возможно. Призывал ли Гремм в свой город Нелинейную Гидру? Определённо, нет. Даже если этот смешной старик без конца протиравший свои кристально чистые очки — прямой потомок древнего ковена тёмных колдунов, от которых берут начало Серные горы, даже если он каждый год приносил вместе с местным булочником кровавые жертвы в этом подвале — что с того? Какая теперь разница? Тем более что мел и свечи наверняка использовались Греммом для ворожбы «на здравие телесное соотносительно Календарю положений Небесных Светил».
«Ты не инквизитор. Ты не агент Департамента. Ты — последняя надежда этих людей, и, давай будем откровенны, надежда весьма призрачная. Если у тебя… у нас всех ничего не получится, то разницы уже не будет: и агнцы и козлища будут пожраны с одинаковым аппетитом. Не раздумывай. Действуй».
— Отлично, Гремм. — Анна, через силу улыбнувшись, кивнула старосте. — Просто отлично. Ритуал первичного заговора пули займёт у меня около трёх часов. Потом мы отправимся в аптеку Шмульца и…
— Нет. — Рюм покачал головой; на лице главжандарма читалась такая отчаянная решительность, что, наверно, пригрози Анна его испепелить, Рюм бы и ухом не повёл. — Пойдём мы с Пьером. Если с нами что-нибудь случится, сможете повторить попытку. Без вас, Анна, мы всё равно не сделаем эту пулю, так что…
— …так что заткнитесь, господин жандарм, пожалуйста. — Анна закончила рисовать Открывающий знак на полу, и критически прищурившись, оценила результат. — Вы знаете, как выглядит нигредо астериск? А алхимический купорос? Бросьте. Пойдём все вместе. Жаль, конечно, терять три часа времени, но ничего не поделаешь: основу наговора могу прочитать только я.
— А вот тут вы ошибаетесь. — Староста печально хихикнул. — Идите, Анна. Если что-то пойдёт не так, попробуете защитить наших бравых жандармов. Пулю я «загрунтую».
Судя по всему, выражение лица Анны было слишком красноречивым, поэтому Гремм опять вздохнул, покачал головой, и, коротко ругнувшись, закатал левый рукав.
На сгибе руки, чуть выше локтя, руку старосты — всё ещё крепкую, с бугрящимися узлами мышц — обвивал похожий на белого червя шрам, под которым темнело пятно-клякса. Будто кто-то давным-давно разрезал кожу, залил туда чернил и неловко зашил рану грубыми нитками.
— Ведьмин знак. — Голос Анны был пустым и сухим, как высохший рогоз, мёртво постукивающий на реке на первый заморозок. — Старый ведьмин знак; ему лет сорок, не меньше.
— Пятьдесят три года, если быть точным. Именно тогда я вступил в ковен. Он, правда, уже захирел: всего три человека. Старик Шаар, мой предшественник — вы его, конечно, не помните, Ллойд Хаус, и банкир Рене. Остался только я.
— Вы занимались…
— Некромантией, да. — Староста мечтательно прикрыл глаза. — Мёртвые очень любят поговорить, особенно о делах былых, и знают они, как правило, много интересного. Достаточно много, чтобы ковен держал в руках всю власть в городе. У нас был компромат даже на крыс из колбасной лавки; ни профсоюз, ни артели шахтёров не могли нам перечить. Деньги лились рекой, а потом… Потом сера закончилась, а вместе с ней и город. Мы никого не убивали, искали только информацию. Но пожизненную Дальнюю Хлябь я по Другому Кодексу заслужил. Можете сдать меня в Инквизицию, если захотите, но потом.