— А, пусть развлекаются. Наш бравый железнодорожник решил помочь нашему не менее бравому грабителю банков запустить его пострадавший при обвале бурав. Думают, наверно, что сумеют прорваться через заслон Гидры. Пусть их, лишь бы были делом заняты… Вам ничего не приходит в голову по поводу пальца убийцы?
— Нет. — Анна покачала головой и сплела пальцы в «замок» так крепко, что побелели костяшки. — А вам? Неужели тут нигде не похоронены останки… экспериментов вашего ковена? Только начистоту.
Гремм беззвучно засмеялся, прикрывая рот кулаком. Смеялся он долго и искренне, точно ребёнок, которому только что рассказали исключительно смешной анекдот.
— Даже если бы кто-то из тех, что замурован в этих стенах, и был при жизни убийцей, то сейчас они вряд ли сгодятся для ритуала. Некромантия… слегка портит ауру, скажем так. А жаль, тел тут хватает.
— Вы так просто мне об этом рассказываете.
— А что скрывать-то? — Староста пожал плечами и, наверное, в тысячный раз снял очки, принявшись их протирать. — Если мы вырвемся из города, я дуну по своим делам, точно вольный ветер. И, могу вас уверить, ни вы, ни Оливковая Ветвь, ни даже ОСП меня уже не найдут. Хотя лично мне признаваться особо не в чем: я никого не убивал. Работал только с материалом уже… бывшим в употреблении. И вообще: некроманты редко убивают людей. Скорее уж, наоборот… Эх, жаль, что я не умею работать с формулами Ангазара и не смогу воссоздать защитное заклятье. Ну да ладно; чего жалеть о том, что могло бы быть. Нам нужно решить практическую задачу.
— У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
— Нет, — признался Гремм, — если честно, ничего в голову не приходит. Классический случай Великого Иссохшего Хисса и его злосчастной деревяшки.
— Не думаю, что понимаю о чём…
— Не понимаете, знаю. На истории колдовства о таком не рассказывают, а зря. История поучительнейшая, и жать, что у нас нет времени, а то бы я рассказал вам её во всех красочных подробностях. Если коротко: жил да был Великий Иссохший Регард Хисс, некромант перешагнувший порог смерти в обратную сторону. А некромантов такого уровня, да ещё и лишённых обычных ограничений присущих смертным, очень и очень не любят добрые силы мира сего, вроде Инквизиции. Которая и нашла обиталище Хисса, где тот мирно спал — Великие Иссохшие вынуждены проводить определённое время в некоем подобии консервации, зато потом бодрствуют десятилетиями напролёт… Да, так вот: Хисс, в целом, был некромантом мирным, но спросонья озлобился — а кому бы к душе легло, когда незнакомые инквизиторы посреди ночи ломают дверь и вламываются, размахивая нанизанными на пальцы «Чёртовыми вервиями»? В арсенале некромантии, вопреки расхожему мнению, на удивление мало заклятий способных убить сразу целую армию. Но несколько таких есть. Для них, правда, требуется целая гора экзотических компонентов, но чего только не было у Великого Иссохшего в его подземном упокоище-лаборатории! И окаменевший глаз василиска нашёлся, и локон Высшей дриады, и даже чёрный алмаз из желудка единорога! А вот живого дерева не оказалось. Обыкновенной щепки, которую Хисс тщетно искал по закромам, когда инквизиторы вломились к нему в лабораторию.
— Мда-а-а-а… И правда поучительно… Так что, его убили?
— Хисса-то? Ну что вы. Некроманта такой силы так просто не убить. Но его телесную оболочку здорово попортили, и Хиссу пришлось ждать почти три года, пока какой-то идиот-инквизитор не дотронулся до одной из его филактерий. Тогда, конечно, некромант тут же проник в дыру пробитую проклятьем, быстренько освоился в новом теле, да и пошел, куда глаза глядят, предварительно обчистив хранилище столичного Инквизитория. Но многое ему пришлось начинать с нуля, что бесит даже тех, кто живёт вечно.
Анна почувствовала, как её губы, против воли, растянула улыбка.
— Да, пожалуй… Жаль, что мы с вами не живём вечно.
— Почему? В каком-то смысле все мы бессмертны, это вам скажет любой некромант. Хотя вас это вряд ли утешит… Пьер?!
Последнее слово Гремм произнёс с такой странной интонацией, что Анна мгновенно обернулась туда, куда широко распахнув глаза, вглядывался близорукими глазами старый колдун.
Помощник главного жандарма Серных холмов Пьер Артисон спускался по лестнице, и вид его был ужасен: серое как пепел лицо, окровавленный мундир, подкашивающиеся ноги, но самым жутким было то, что левая рука Пьера была кое-как перемотана кухонным полотенцем в оранжевый горошек (полотенце уже успело напитаться кровью), а в правой он сжимал палец — судя по всему, свой собственный.