— Дважды. Но так ни разу и не вышел даже в первую четверть. А вы?
— Трижды брала серебро.
— Ого! Это успокаивает, если честно.
— Рада, что вас что-то успокаивает. У меня, например, сейчас трясутся поджилки.
…Где-то далеко на западе глухо заворчал гром и ветер — неожиданно холодный и свежий — пролетел над пустырём, закручивая пыль в маленькие сухие смерчи. Солнце опускалось в тяжёлые свинцово-серые облака в которых то и дело перемигивались оранжевыми вспышками пока ещё далёкие молнии.
— Интересно, — староста Гремм поднял бровь, — откуда под экранирующим куполом перемена погоды? Это ведь Гидра, так?
— Скорее всего, да. — Анна кивнула. — Она что-то чувствует. Нервничает. И косвенно влияет на мир вокруг. Сейчас эта тварь перекачана энергией… надеюсь, в ней она и захлебнётся… А где, кстати, Вилль и Фуллер?
— Я видел их около получаса назад на заднем дворе. — Пьер хмыкнул и неожиданно рассмеялся. — Они тащили какие-то баулы и были пьяны в стельку. Похоже, замыслили некую феерическую глупость. Я уж было думал их отговорить, но…
— Да, скорее всего, это было бы бессмысленно. — Гремм безмятежно кивнул. — Ну и чёрт с ними, пусть себе мутят свои гениальные замыслы. Хуже не будет.
— А если Гидра…
— Сожрёт их? Ну, тогда они сами себе злобные чурки. Я не нянька в яслях. Я городской голова. Но, поскольку города больше нет, можете считать, что я подал заявление на перевод.
Молния сверкнула — неожиданно близко — и ветер хлопнул, ударил в лица, запорошил мелкой пылью глаза, а когда улетел, то Анна почувствовала на щеках первые мелкие капельки дождя.
— Здорово. — Госпожа Фриц сплюнула на высохшие доски помоста, с которого раньше, когда город был ещё жив, по праздникам выступали местные чиновники и фабриканты, вручая символические ключи от городских ворот, награды и медали на красивых полосатых лентах. — Вот только бури нам сейчас и не хватало. И так стрелять по невидимой хреновине в два вершка, а тут ещё ветер и дождь. Нам определённо везёт.
— Ну, ну, — пробурчал Гремм, — вот когда промажете, тогда будем плакать. А пока… Анна, вы это чувствуете?
— Да. — Колдунья коротко кивнула. — Гидра. Она где-то рядом. Наблюдает за нами. Прямо сейчас.
Гидра чувствовала опасность.
Это жутко бесило, потому что источник опасности был непонятен. Другая за последние несколько часов успела познакомиться с довольно широким для неё спектром человеческих эмоций, и для Гидры это явно был перебор.
Она ожесточённо думала (ещё вчера она даже не могла себе представить, что такое вообще возможно: думать ожесточённо) что, наверное, было бы неплохо остаться тем, чем она была раньше — холодным полурассудочным присутствием в безмерном «нигде». Эмоции беспокоили; они были и чужими и близкими одновременно, как те бесплотные тени, что ходили по улицам города, здороваясь и кланяясь. Гидра уже знала, что это за тени: они были ей самой, её настоящей плотью и кровью, а она сама была всеми ими, теми, кого она когда-либо поглотила.
Это было странно: не могла же она, будучи просто проекцией своих жертв, начать убивать, когда никаких жертв ещё не было. Как можно возникнуть просто из пустоты?
Она покрутила эту мысль так и эдак, после чего отбросила в сторону. Подобная философия была бессмысленна, так как не приносила практической пользы.
А вот эмоции могли быть и полезными. В приступе кровавой ярости она убила человека, причинившего ей боль (Жерар Рюм) не так, как обычно, а медленно, причиняя боль, растягивая хруст костей и сладкое чувство с которым лезвие входит под кожу, перерезает сухожилия, щекочет ещё трепещущее сердце… И эта долгое-долгое убийство в итоге дало ей столько «виталиса», сколько никогда не давала ещё ни одна жертва.
Нелинейная Гидра открыла для себя пытки.
Но вот опасность, беспокойство — всё это было весьма неприятным опытом: они сгущались, словно чёрные тучи, смешивались, упревали и, в конечном счёте, порождали страх.
Страх оказался гораздо хуже боли: та была неприятна, но быстротечна, а страх, напротив, начинаясь с лёгкого зуда на грани восприятия постепенно перерастал в подобие грохочущего колокола отвлекавшего на себя всё внимание, вытягивавшего силы, выматывающего. Он провоцировал ярость, но это была странная ярость, у которой не было объекта, на который её можно было бы направить.
Или, всё-таки, был?
Как и все Другие, Гидра, в определённой степени, чувствовала будущее, пусть и весьма причудливо. Она знала, что опасность исходит от маленькой колдуньи, что стояла там, за пока ещё непробиваемым барьером. Опасностью также тянуло и от женщины рядом с колдуньей, но всё это было каким-то очень хитрым образом перемешано, смутно и непонятно.