Но Нелинейная Гидра была в первую очередь Нелинейной Гидрой: при виде такого обильного пиршества в ней сработал инстинкт.
Она рванула вперёд, хирургически выверенным движением лезвий разрубила первое существо в надвигающейся толпе на десяток частей, и с размаху вонзила свой хобот-зонд в самую сущность жертвы.
Капрал Штефан Барагуз, редкостная сволочь и извечный враг знаменитого сержанта Кувалды не был так поражён, опрокинув себе в рот с похмелья содержимое ночного горшка, как Гидра, хлебнув того, что даровало надвигавшейся на неё нежити подобие жизни.
У Другой, конечно, не было чувства вкуса в его человеческом понимании, но качество потребляемого «виталиса» она анализировала очень тонко, во всяком случае, уж точно не хуже, чем королевский дегустатор анализирует букет и состояние очередной бутыли коллекционного вина из погребов Их Величеств. Тонкие обертоны верхних плёнок ауры, густые насыщенные отзвуки глубоких животных слоёв, тягучая тяжесть завитков в которые конденсировались вита-центры человеческого тела — о-о-о-о! — Гидра умела оценить свою жертву в кулинарном плане.
Некротический заряд произвёл на неё, примерно, такое же действие, какое на запойного алкоголика после недельных возлияний производит заклятье «Чистая вода». Только алкоголик захлёбывается в собственной рвоте из-за того, что огромное количество отравы начинает рваться из его организма наружу, а Гидра едва не коллапсировала в ноль из-за того, что отрава хлынула ей внутрь.
Её, конечно, трудно было убить — в конце концов, она была Другой из Сферы Форм, а не Букой или подкроватной пылёвкой. Но эффект всё равно оказался феерическим; Гидра оказалась полностью дезориентированной, а её эфирная структура — серьёзно повреждённой.
Она надулась, как кузнечные меха, заискрила, резко сжалась и изблевала из себя проглоченную дрянь мощным густым потоком.
Огромная порция некротической силы ударила в защищающий ратушу «Замок Ангазара», прорвала его, и, сломав сложную структуру заклятья, окончательно погасила.
— Что это было? Что случилось? — Пьер Артисон дико вращал глазами; он, конечно, не был колдуном, но эфирный «хлопок» лопнувшего защитного заклинания всё равно почувствовал, и у него заложило уши.
— Это была наша защита. — Анна глубоко вздохнула, закашлялась от ужасной вони, и похлопала жандарма по плечу. — Мы больше не защищены.
— Так что? Сейчас, или никогда?
— Сейчас, или никогда.
Гидра, конечно же, тоже понимала, что ратуша больше не прикрыта защитным куполом, но это понимание не особо доходило до её сознания, что плавало сейчас в чёрной купели боли и отвращения.
Это были не люди. Этого вообще не должно было существовать. Это не должно было ходить под солнцем срединного мира, пачкая собой все мыслимые реальности и Сферы, как внешние, так и нижние. Это было до такой степени мерзко, чуждо и бессмысленно, что должно было быть немедленно уничтожено, убрано, выметено прочь, снесено в пыль, забыто…
Другая распустила лезвия и с размаху врезалась в толпу медленно наступающего ужаса, рубя и кромсая.
Но ужас не отступил, не отошёл и не прогнулся. Напротив: твари, что до поры таились в подвале ратуши, завыли и ринулись в атаку.
Гидра поначалу даже не поняла, что вообще происходит, а потом уже стало поздно: сотни скрюченных пальцев вцепились в её не-плоть, сотни чёрных зубов впились в то, что заменяло Другой тело, и начали терзать его с тупым остервенением заевшего компостера, что бессмысленно и жадно лупит своими «зубами» по застрявшей в нём билетной карточке. Но самым главным было то, что все эти укусы достигали цели, ибо твари, что навалились на Гидру, были не просто мёртвой плотью.
Гидра убивала по всякому: просто и неизящно разделывая тела, или наоборот, играя со своими жертвами, отрезая от них по кусочку, мучая их в той или иной мере. Но главное оставалось неизменным: охотником в этом тандеме всегда была она. Никогда не было иначе, и вот теперь она не охотилась, а сражалась — сражалась, чтобы выжить.
Фриц Шпицберген, как и Пьер Артисон, не была колдуньей. Но чувствительность к эфиру в ней теплилась, хотя об этом не знала даже она сама. Вещие сны? Да кому они только не снятся. Предчувствия? Она называла это «интуицией». Странные чёрные тени, что изредка мелькали в углах её дома? Ну, видят же люди домовых-суседок, чего тут удивительного.