— Вы…
— Я дал ей транквилизатор. Совершенно безопасный. Она спит.
Фигаро схватился за голову. Френн тоже.
— Да что с вами такое? — Метлби медленно переводил удивлённый, но, в то же время, полный подозрения взгляд со следователя на инквизитора, и обратно. — Вас что, тоже под контролем держат? Я, если что, могу…
Договорить он не успел.
Раздался до боли знакомый Фигаро звук — тихий хлопок, и в воздухе рядом с лежащей на камне Анной Гром появился Артур-Зигфрид Медичи, более известный в миру как Мерлин Первый.
— Вы, — отрывисто произнёс он, ткнув пальцем в Метлби, — я оторву вам руки. Но потом. — Вы. — Резкий поворот в сторону Фигаро и Френна. — Взвалили её на плечи и потащили. В темпе, в темпе! Левой, левой, раз, два, три!
…Великую Четвёрку, или же, попросту Колдовской Квадриптих обычно изображали на картинах в стиле весьма далёком от реализма: Абдул Альхазред любил, чтобы ему дорисовывали мощные скулы и пышную чёрную бороду (заставить расти свою собственную козлиную бородёнку у него не получалось даже колдовством), Моргана Благая никогда не позировала, но при этом позволяла рисовать себя кому угодно и как угодно, а Абдурахман ибн Хаттаб не разрешал изображать себя на полотнах вообще. Зато современники нарисовали несколько неплохих портретов Мерлина Первого, с которых впоследствии срисовывали неплохие же копии.
Метлби, в отличие от Фигаро, не прогуливал пары истории колдовства. Более того: магистр был автором трёх исторических эссе, одно из которых называлось «Взлёт и падение Первого Квадриптиха».
— Вы, — начал он, комично хлопая глазами, — вы…
В который раз Фигаро оценил талант Артура-Зигфрида именно как талантливого манипулятора. Он не стал парализовывать Метлби, стирать ему память, обрушивать на магистра громы и молнии или раскалывать у него под ногами скалы.
Мерлин просто сказал:
— Если вы сейчас будете вести себя тихо и делать всё, что я говорю, я вам потом расскажу всё-всё. А если будете лезть со своими советами и помощью — я говорю про текущий момент — не расскажу ничего. Ясно?
Выдержка Метлби была поразительной: он мгновенно заткнулся, и коротко кивнул.
— Ясно.
Потом секунду подумал, и добавил:
— Можно воздействовать на Анну Гром колдовством?
— Хотите её левитировать?
— Разумеется.
— Воздействуйте. Не на горбу же её тащить. Ну, потопали!
Колдовство возвращалось: магистр взмахнул рукой, чуть нахмурился, и Анна, мягко покачиваясь, взлетела в воздух. Метлби привязал её к себе «ниточкой» —тонким эфирным каналом, и теперь командир «Шипастых Дубин» болталась у Метлби над головой как воздушный шарик. Фигаро хихикнул: это действительно выглядело забавно.
Первым не выдержал Френн.
— Артур! — рявкнул магистр, — Неужели вы думаете, что это весело?!
— Спокойно, господин инквизитор. — Метлби флегматично изучал устройство магнитного крепления одной из перчаток защитного комбеза. — Я, к примеру, только что встретил Мерлина Первого, но не нервничаю же. Хотя, надо признаться, очень, очень заинтригован. Я, конечно, что-то такое себе представлял — ну, все эти тайны вокруг вас, внезапный приезд на Хлябь, и всё такое, но чтобы прямо глава Первого Квадриптиха… Послушайте, господин Медичи, а вы нечто вроде призрака или проекция сознания из некоего артефакта филактерического типа? Например, вот из этой милой печатки у Фигаро на пальце?
— Всё, всё, — Артур замахал руками, — вы прошли собеседование на должность моего заместителя. — Я — проекция сознания. Да, из этой самой печатки. И, если что, мы сейчас спасаем вселенную от тотального уничтожения.
— Вселенную? — Метлби недоверчиво приподнял брови.
— Ну, может, и не всю вселенную, — признал Артур. — Вероятнее всего, предстоящие события уничтожат только наш галактический рукав, не более того.
— А, — магистр изобразил на лице предельную степень облегчения, — тогда всё в порядке. Вы так больше не пугайте. Кстати, что это там впереди? То, что почувствовал наш бравый инквизитор?
— Волколаки. И снежные спрайты. Ждут нас.
— Ага, ага… И сколько их там, по-вашему?
— Точно не скажу, но, думаю, что все, что есть.
Артур не ошибся: похоже, между каменных шпилей Рогатой горы действительно собрались все до единого волколаки и «снежинки».
Туман окончательно рассеялся, и в высоком, бесконечно высоком небе засияли звёзды. Фигаро никогда не видел столько звёзд: сверкающие легионы немигающих точек рассыпались по черноте огненным бисером, затушевали, спрятали знакомые созвездия. Это смотрелось безумно красиво, хотя было совершенно непонятно, когда успела наступить ночь.