Князь, выслушав негодующую тираду Пфуя, многословно извинился, изящно раскланялся, пригласил обратно в кабинет изгнанную оттуда троицу, выделил гостям столик в углу и попросил не мешать.
На князя тут же взъелась Моргана, настояв на том, чтобы гости, наоборот, принимали активное участие в научном споре, выдвигая собственные предположения и теории. Князь вежливо поинтересовался, каким именно чёртом тот же Фигаро, понимающий высшую квазиматематику на уровне гусеницы может активно участвовать в каком-либо научном споре в принципе. Но тут на помощь пришёл Целеста, поддержавший Первую Метрессу.
— Вообще-то, милейшая леди Моргана совершенно права. Участие в споре, пусть даже и научном, на самом деле выражается не только в производстве умных мыслей, но также и в производстве мыслей безумных. Любая, даже вскользь брошенная фраза может натолкнуть вас на гениальную идею просто потому, что она порождена не вашим мозгом. — Целеста надменно поднял бровь и едко усмехнулся. — А то некоторые — не стану показывать пальцем — застревают в трясине собственной гениальности, а потом приходится спасать мир.
— Это камень в мой огород, любезный?
— В ваш, господин Мерлин, в ваш. Однако, вернёмся к вашей идее с простым магнитным ускорителем, который, судя по чертежам, получается вот ни разу не простым…
Фигаро махнул рукой, плюнул, и продолжил уминать печенье.
Он неохотно признался себе, что ему нравится происходящее: гора чемоданов и сундуков, которые притащили с собой Пфуй и Целеста, и что теперь громоздились по углам кабинета князя Дикого, подвешенные колдовством прямо в воздухе доски, измазанные разноцветным мелом, валяющиеся вокруг книги, бумаги, платья Морганы (князь в буквальном смысле завалил метрессу шикарными туалетами прямо из салонов мадам Воронцовой, коробками духов и картонками с миниатюрными шляпками; похоже, появление Первой Леди Башни подкосило Дикого, который и Мерлина-то до сих пор не мог воспринимать иначе, как какой-то фокус), свитки, тубусы, пуфики, ковры, коробки, железяки, проводки, лампочки, волшебные палочки…
Вокруг царил бардак, бедлам и маленький апокалипсис, но теперь процессом заправляли те, кому следователь не глядя доверил бы свою жизнь (ну, в разумных пределах). К тому же, он, наконец, начал постепенно понимать, что именно имел в виду Артур, когда говорил о Научной когорте Белой Башни «эта банда крикливых психопатов».
Князь Дикий, немного отойдя от первоначального шока, насел на Мерлина как волкодав, завалив старика вопросами, но Артур в любой ситуации оставался Артуром, на которого где заскочишь, там и слезешь. Он любезно ответил на несколько вопросов князя, после чего заявил, что согласен говорить с ним о чём угодно, в том числе и на научно-метафизическую тематику, но только после того, как князь и его люди помогут ему, Мерлину, спасти мир. «В противном случае, любезный, рассказывать будет некому, да и не о чем». Князь, понятное дело, согласился — да и куда ему было деваться? — и переключился на Моргану.
Метресса была — сама любезность. Она тут же пообещала Дикому чуть ли не прямой доступ в закрома Белой Башни, но потом. А также всяческую помощь и поддержку во влиянии на Артура, но тоже потом. Моргана рассыпалась в комплиментах, охотно принимала подарки и вообще старалась делать всё, дабы у князя Дикого окончательно не поехала крыша от нервического перенапряжения.
Великолепный Стефан Целеста, мгновенно оценив ситуацию, оставил чемоданы на попечение комиссара Пфуя и отправился на ближайшую телеграфную станцию, откуда отправил несколько секретных «молний». Фигаро понимал, что в «молниях», разумеется, нет ни слова о внезапно воскресших членах Первого Квадриптиха; это были служебные телеграммы, отменяющие все встречи Целесты и Пфуя на ближайший месяц, а также распоряжения касательно временных назначений в Академии. Кем-кем, а идиотом магистр не был.
Целеста вежливо поприветствовал Мерлина и Моргану, задал несколько ни к чему не обязывающих вопросов, выразил надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество, и тут же устроил жесткий допрос Фигаро, Френну и Метлби: как, когда, почему, откуда и «какого дьявола вы все молчали?!»
Фигаро вздыхал, каялся, но тактика Целесты была ему, в целом, ясна: тот, отлично понимая бессмысленность лобовой атаки, делал подкоп под Артура и Первую Леди, надеясь после, когда уляжется пыль, получить эксклюзивный доступ к бесценным головам первых Великих Колдунов. В голове магистра уже наверняка творились из воздуха небесные замки и осваивались ближайшие планеты, но все эмоции Целесты, как обычно, стояли по стойке «смирно» даже не думая пикнуть или выйти из строя без высочайшего на то соизволения.