— Я не пью, — буркнул Артур, — не имею возможности.
— Ничего, ничего, — Лудо из Локсли беспечно махнул рукой, — на сегодня я выдам вам настоящее живое тело. Ну а что? Бог я или нет? — Он щёлкнул селектором и самым что ни на есть легкомысленным тоном проворковал в микрофон:
— Анечка?.. А, сегодня вы, Танечка… отлично, прелестно. Скажите Федору, чтобы подавал икру. Чёрную! Крупную! Самую лучшую! Большую розетку!.. Что? Конечно, разумеется. И хлеб.
Не конец
Абдул Альхазред, Великий Иссохший Соляных пустынь вовсе не походил на существо, которое в пособниках по некромантии с синими печатями «для внутреннего пользования служащих ДДД» на обложках также именовалось «Post Mortum Necromundi», «личем», «пепельной оболочкой» или «посмертной филактериально зависимой физической манифестацией некромантов класса «А» и выше». В учебниках означенное существо изображалось похожим на оживший скелет затянутый в рассыпающийся чехол клочковатой плоти, причём изображение было до такой степени гротескным, что сразу становилось ясно: ни одного Великого Иссохшего автор картинки вживую (или «вмёртвую» — как вам будет угодно) никогда не видел. Что, кстати, было логично: обычно встречи с некромантами достигшими подобного состояния заканчивались для художников фатально.
На вид Альхазреду было лет пятьдесят: интеллигентное лицо, бородка клинышком, сухая, чуть желтоватая кожа, словно древний колдун отходил от быстро залеченной печёночной хвори, аккуратно зачёсанные на пробор седые волосы и глубоко посаженные чёрные как уголь глаза. На некроманте красовался модный сюртук от самого известного конкурента мадам Воронцовой — Леди Жанин, причём из коллекции этого года: высокий воротник-стойка, тончайшая золотая вышивка, не бросавшаяся в глаза, а лишь подчёркивавшая великолепный крой, платиновые пуговицы и маленькая трогательная бутоньерка в петлице (искусственный ландыш; серебро, бриллиантовая крошка). Абдул Альхазред пил зелёный чай без сахара и увлечённо болтал с магистром Целестой о каких-то «солях Варда» и «записках Чёрного Человека из Венеции». У следователя он вызывал двоякие чувства; особенно Фигаро насторожился после того, как одна из гераней князя Дикого завяла буквально за минуту после того, как Альхазред просто постоял рядом с несчастным цветком.
— Я действительно поглощаю «вита» из окружающего мира, — сказал старый некромант, виновато улыбнувшись следователю. — Но вы не переживайте, это безвредно для живых существ. Почти.
А вот Абдурахман ибн Хаттаб понравился Фигаро куда больше.
Толстый румяный весельчак, абсолютно лысый, трясущий всеми своими подбородками когда он хохотал (а хохотал он часто), Хаттаб напомнил следователю фигурки смеющегося Будды-Хотэя, которые можно было купить в тех маленьких загадочных магазинчиках в кривых переулках Столицы, где старые китайцы с тонкими висячими усами продавали амулеты, сувениры, «синюю пыль» и опий-сырец. Разве что Хотэя обычно изображали голым до пояса, а Хаттаб носил широкую рубашку в розово-алых цветочках, такие же широкие шорты на завязках и шлёпанцы на босу ногу. Вечная зима за окном его, казалось, совершенно не волновала.
Хаттаб (он выглядел, от силы, лет на сорок) постоянно лез обниматься к Моргане, тыкал пальцем в Артура, хохоча, когда палец проходил сквозь призрак старого колдуна словно через воздух, а узнав, что Фигаро — старший следователь Департамента Других Дел пришёл в полнейший восторг.
— Фигаро! — вопил колдун, тряся руку следователя так, словно вознамерился её оторвать, — вы мой друг на веки вечные! Я ведь не просто работал в ДДД, я стоял у его истоков! И тоже был младшим следователем, а потом старшим следователем, а потом… а потом мне пришлось менять личину, потому что люди столько не живут, аха-ха-ха-ха-ха-ха!.. А, вот, слушайте: один домовой говорит другому: «блин, беда у меня: надо бы хозяйку наказать, а боязно!» Второй, понятно, спрашивает: «почему это боязно? У неё ж каждый день в постели новый мужик!» «Да! Но то диакон, то ксендз какой, а вчера вообще хромого приголубила. Страшно мне её кочергой — вдруг святая?!» Аха-ха-ха-ха-ха!..
— Забавно, — инквизитор Френн пыхнул сигареткой, и закашлялся. — Чёрт, ну вот не подходит мне местный табак. А мои сигареты скурила Моргана… Так о чём это я… А, да. Я ведь, на самом деле, чего-то подобного и ожидал, как оказалось. Потому что совершенно перестал удивляться.
Они с Фигаро стояли на крылечке резиденции князя Дикого и курили. С низкого серого неба медленно падали большие пушистые снежинки и, наверное, поэтому оно не казалось таким хмурым, а больше напоминало брюхо огромного кота, свернувшегося над миром в пушистый комок.