Но сейчас Фигаро просто отправили в никуда. Он успешно покинул зону Упорядоченного, и оказался…
Нигде?
«Стоп, какого лешего? В каком ещё таком «нигде»? Где вы видели в мире это самое «нигде»? Бред. Нужно просто продолжать двигаться к цели, да и всё»
Следователь попробовал начать движение, и у него, неожиданно, получилось.
У свободно подвешенного в пустоте сознания оказалось немало преимуществ, и одним из них оказалась немедленная реализация базовых концепций: как только Фигаро подумал о движении, он сразу же понял, что движется. Правда, не совсем понятно было, куда именно, но даже такое начало его вполне устраивало.
«Главное не потеряться»
Он тут же отбросил эту мысль, но она вернулась, точно назойливо жужжащая муха. Поэтому следователь принялся думать её как бы под другим углом.
«Хорошо, — рассуждал Фигаро, — но что такое «потеряться»? Это ведь просто отсутствие понимания, куда тебе двигаться плюс отсутствие понимания где ты сейчаснаходишься. Но это не мой случай: я нахожусь за пределами того, что… назовём это осмысленным мирозданием… Да, и, кстати: почему вокруг темно? А ну-ка, давайте организуем свет!»
И стал свет.
Чернота замерцала, вспыхнула и засветилась ровным спокойным сиянием, превратившись в свою противоположность.
«И да узрел Фигаро, что это хорошо, — не без удовольствия подумал следователь. — Ладно, дальше-то что? Хорошо бы мне кто-нибудь указал путь. Но кто? Кто меня может тут найти? Увидеть? Даже вспомнить обо мне? Артур? Приём?.. Тишина. Конечно, тишина; в такую даль старик Мерлин никогда не заглядывал… А кто заглядывал? Может…»
И тогда свет вокруг внезапно вспыхнул, свернулся в широкую лучистую воронку, и Фигаро почувствовал, как он движется всё быстрее и быстрее.
Из самых дальних сфер запредельного весёлая тьма, которая не была ни тьмой, ни светом, улыбнувшись, свилась вокруг следователя, моргнула тридцатью шестью огоньками, и превратилась в путеводное созвездие, стрелой указующее в неведомую даль.
Слои реальности раздвинулись, и из Внешних Сфер, где никогда не гаснет самое яркое солнце, что только есть в мире, Па-Фу, лиса-демон, показала ему путь.
Странно знакомый человек, похожий на хохочущего Нептуна с бородой из морской пены, а ещё больше похожий на покойного псионика Виктора Вивальди направил Фигаро и придал ему пинком необходимое ускорение.
Барон Оберн, спящий в обнимку со своей супругой в маленьком уютном домике в деревеньке Топкая Паль, заворочался во сне, пробормотал что-то вроде «шляются тут по ночам всякие», и зажёг перед следователем маяк, чтобы было сподручнее лететь.
Из бездны под Чёрными Прудами две фигуры — тёмная, затянутая в непроницаемую дымку, и светлая, похожая на те искры, что играют ясным утром на поверхности озера, дотянулись до Фигаро, и направили его безумный полёт.
Звёзды раскинули над ним свои крылья, и снежный лев, чиркнув крылом по закраине вечности, обхватил его мягкими лапами, поднимая вверх, над острыми углами небытия.
А скорость движения всё нарастала и нарастала, и вектор становился всё чётче, всё понятнее, и всё больше вокруг было тех, кто спешил направить следователя, помочь ему, поддержать в этом путешествии, не дать упасть и разбиться, и Фигаро на какую-то секунду в мгновенном прозрении понял, что так бывает и после смерти, когда вновь освободившемуся сознанию приходится вырываться за пределы прошлой жизни: чем больше путеводных огней, тем проще лететь, тем светлее дорога, и тем легче покидать старое, ненужное. Любое приятное воспоминание о ком-то, любое приятное воспоминание кого-то о тебе — всё это имело вес, всё это оставалось, даже если временно уходило из памяти на задворки; ничего не исчезало окончательно.
Он летел, летел уже с такой скоростью, что в ушах свистели пространство и время, что свет отставал от него, заставляя всё вокруг сиять ярко-голубым, а вокруг следователя с гиканьем и улюлюканьем неслись демоны и призраки, дамы в шляпках и булочники, короли и старосты, домовые, вендиго, шишиги, черти, драконы, мечники, охотники, трубочисты и ещё лишь Святый Эфир ведает, кто, и все они свивались в хохочущую воронку, дёргали его за рукава, торопили, звали, и Фигаро, запоздало сообразивший, что у него опять есть тело, охнул, кивнул, рассыпался в благодарностях, но тут один из его попутчиков (кажется, это был комиссар Пфуй) ловко щёлкнул его по носу, и путешествие следователя одним ярким, резким и внезапным махом закончилось.