— Тогда чем же Мерлин Первый будет заниматься? — Фунтик закинул ногу за ногу, и, закурив, впился взглядом в старого колдуна. — Бродить по миру? Строить какой-нибудь приборчик Судного Дня? Выращивать брюкву?
— В первую очередь, Мерлин Первый придумает, как ему вернуть себе физическое тело. Я думал, что смогу привыкнуть к отсутствию вкусов, запахов, возможности есть и пить, но… Нет. Мне нужен этот тёплый мешок с кровью и костями, причём, желательно, молодой и здоровый. А дальше уже будем думать. Заскучать я точно не заскучаю, поверьте.
Короли переглянулись.
— Ну, хорошо, а как же Серый Орден, ОСП, Инквизиция? От какой легенды нам отталкиваться, чтобы внятно объяснить то, что здесь произошло?
— О, — Артур легкомысленно махнул рукой, — ну это же сущие пустяки! Слушайте: во-первых, в таких ситуациях лучше всего вообще никому и ничего не объяснять. Чем больше будет тайных перешёптываний, вымаранных строк в документах и загадочных лиц, тем лучше. Во-вторых…
Фигаро вздохнул, сыто икнул, и внезапно понял, что у него появились силы для того, чтобы справиться с последним голубцом на тарелке, что следователь незамедлительно и сделал.
Уютно гудел тёплый воздух за чугуном стенных решёток, поскрипывали половицы, лениво подёргивались на слабом ветру ставни. Даже огромная люстра, затянутая в вычурный бархатный абажур с золотыми кисточками, казалось, издаёт слабый звук: едва заметное крахмальное похрустывание.
Следователя, наконец, переселили из его комнаты с ужасными неевклидовыми видами за окном на второй этаж, в самую обычную комнатушку где, судя по скопившемуся количеству пыли, никто не жил лет, эдак, пять, если не дольше. Комнатка являла собой предельную квинтэссенцию мещанства: яркие безвкусные ковры на полу, яркие безвкусные обои на стенах, две батареи фарфоровых котят на полках, целый пантеон графинов и графинчиков в виде стоявших на хвостах фарфоровых рыб в застеклённом шкафу (рот каждой рыбины был заткнут огромной золотой пробкой-шаром), пузатые амурчики на каминной полке, пёстрые ширмочки — создавалось впечатление, что Фигаро снова оказался в комнате своей бывшей жены. Зато кровать здесь была монументальная: широкая и совершенно не скрипучая, а матрац… Следователю казалось, что он лежит на маленьком белом облачке. За кровать он был готов простить комнате даже фарфоровых котят.
Вечерело; снег за окнами повалил ещё сильнее, а столбик ртути в термометре, словно нехотя, опустился на пару градусов вниз. Во дворе включились яркие оранжевые фонари — у князя даже двор освещался электричеством, и Фигаро засмотрелся на мелькающие в свете фонарей снежинки. Было в их полёте что-то гипнотическое, что-то успокаивающее; следователю вспомнилось, как он, сидя в своей комнатке в Нижнем Тудыме точно так же смотрел на снег, пролетающий в свете габаритных фонарей снующих мимо окна повозок.
«Снег и свет, — подумал он, — снежинки и лампочки. Почему-то это всегда самое уютное сочетание из всех, что вообще бывают. Это ведь и новогодние праздники, и рождественские фейерверки, и просто мелькающие в окне кареты снежинки, а в карете тело и сухо, потрескивает маленькая печка, на которой греется чай в жестянке, а ехать ещё долго, но это ведь не беда, правда? Кто и куда спешит? Уж точно не сегодня и не сейчас…»
Двери в комнату распахнулись, и в неё с весёлым гиканьем влетели черти.
Точнее, чёртики: маленькие, зелёненькие, с ажурными крылышками, как у летучих мышей, аккуратными острыми рожками и мефистофелевскими бородками-клинышками. Квазиты, одни из самых мелких демоноидов. У любого уважающего себя магистра есть в услужении пара десятков таких, если он, конечно, не хочет сам искать свои тапки под диваном или лично вычищать лоток за кошкой.
Но эти конкретные квазиты были в белых фартуках и маленьких поварских колпаках. Более того: они, пыхтя, тащили в лапках накрытые крышками серебряные подносы, а четверо, изо всех сил молотя крылышками, толкали перед собой большую блестевшую хромом тележку.
— Это ещё что за чёрт? — Тузик только качал головой, глядя как квазиты раскладывают тележку в маленький столик, накрывают её скатертью, расставляют подносы и раскладывают столовые приборы. — Вернее, что это ещё за черти?
— А это мне князь выделил в помощь. — В комнату вошла тётушка Марта, аккуратно балансируя подносом, где стояло четыре бутылки, в которых булькала жидкость разного цвета. — Очень расторопные малые, я вам скажу! Никогда не видела настолько приветливых и услужливых чертей, но бес с ней, с услужливостью; они ж умные — страсть! Убавить огонь, добавить вовремя соль, почистить морковку — красота! Мне бы таких с пару десятков, я бы свою ресторацию открыла.