Выбрать главу

— Так и отправились бы на пенсию — делов-то! Взяли бы билет на пароход…

— …рванули бы в Баден, да-да-да, Фигаро, можете не продолжать. Да только толку с того, если миру скоро кирдык?.. Кстати, господин Мерлин, а почему бы вам не выступить на Совете Академии? Или вообще во дворце? Пусть Фунтик соберет своих индюков из министерств…

— Угу. И как вы себе это представляете? Уже вижу заголовки в «Столичных дребезгах»: «Мерлин Первый явился из могилы, дабы изречь жуткое пророчество на заседании кабинета министров». Шуму будет много, а вот делов — на один день. Не-е-е-ет, любезный, тут работа для настоящих профессионалов, а не для всех этих смотрящих по заводам-пароходам, у которых харя в форточку не влезает. Сало мира, мать их…

И вот теперь они втроем ехали на Дальнюю Хлябь, в Место-На-Краю, в вечный холод, снега и ночь, где, по уверениям джинна Аршамура, скрывался самый могущественный колдун в истории, Лудо де Фрикассо, Лудо из Локсли.

Путешествие, кстати, нельзя было назвать хоть сколь-нибудь напряженным. Похоже, судьба решила, что слишком долго держала Фигаро в нервном напряжении, и позволила следователю расслабиться: разрешение на поездку он получил буквально за неделю, просто написав письмо на Высочайшее Имя, ну а Его Величество, король Фунтик, подмахнул бумагу не глядя. Фунтик, будучи далеко не дураком, по ходу, сразу понял, что если Фигаро за каким-то чертом возжелал попасть на Дальнюю Хлябь, значит, так надо.

Дальше все пошло совсем славно: «Скорый «Б» который отправлялся в сторону Последней Заставы раз в две месяца уже стоял в Залесье — всего день пути от Нижнего Тудыма, и готовился к отправлению через двое суток. Более того: заметно повеселел Арутр. Древний колдун посчитал какие-то «n-планные эфирные напряжения Морганы-Бруне» и сделал вывод, что клетка с Демоном еще держится, причем сохранит свою прочность еще, как минимум, год. Это давало им время, а, значит, надежду: прорвись Демон в реальный мир, выбить его отсюда оказалось бы нетривиальной задачей для всех колдунов этого самого мира вместе взятых.

Поезд, конечно, периодически застревал в снегах, но это, по заверениям услужливого проводника было сущими мелочами не требующими даже малейшего внимания. Скорее всего, это действительно было так, поскольку завтра они должны были прибыть на Последнюю Заставу — почти не выбившись из графика.

…Локомотив протяжно свистнул, заскрежетал, зашипел и медленно, натужно пополз вперед. По составу от головы до хвоста прокатилось раскатистое «та-тах!» вагоны вздрогнули, свет под потолком мигнул… и вот уже снова мелькает за окнами снежная муть, качают лапами старые ели, да мелькают изредка мрачные темные избы, похожие на виселицы шлагбаумы и заваленные снегом скованные льдом полустанки.

— Меньше часа. — Френн достал из кармана маленькие серебряные часы на цепочке, сковырнул пальцем крышечку и взглянул на стрелки. — Очень оперативно, кстати. Вы вообще заметили, сколько солдат в этот раз сопровождает поезд? Белой Гвардии раза в два больше, чем обычно.

— Не заметил, — Фигаро хмыкнул, — я не очень часто езжу на Дальнюю Хлябь. А Гвардия… Может, новые правила какие?

— Да нет, — инквизитор махнул рукой, — правила старые. Дело в причинах. Небезопасно нынче в этих лесах.

— А бывает безопасно?!

— Представьте себе, да. И не корчите такую рожу, Фигаро. Давайте лучше выпьем… Да, вот так лучше… Надо бы квашенной капусты еще стребовать, да не хочется звать этого типа — он же потом не отстанет.

— Ему скучно. — Артур пожал плечами. — В вагонах вы да я да мы с вами, остальное — почта и три грузовых вагона.

— А гвардейцы?

— Гвардейцы на службе, им нельзя.

…Стучали на стыках рельс вагонные колеса, позвякивали ложки в стаканах, неспешно тянулся поздний вечерний разговор.

— … так это, выходит, вранье, что Инквизицию создали еще при Первом Квадриптихе?

— И да и нет, мой дорогой инквизитор. Это был мой проект, не спорю. Но он не сошел с бумаги потому что какая, к чертовой матери, инквизиция, если вся полнота власти у колдунов, вертикаль от самого Квадриптиха тоже сплошь колдуны, и на местах всем колдуны заправляют? Это была бы не инквизиция, а смех один.