– Я, раб Божий Михаил, передаю тебе, раб Божий Николай, вещь сию – по доброй воле и без принуждения. Можешь употреблять её так, как ты сам пожелаешь. А если я и впрямь узнаю что-то, о чем захочу тебя предостеречь, то сделаю это – задним числом. Это не будет важно. Здесь, у нас, прошлое и будущее – одно и то же. Правда, напрямик я вряд ли смогу с тобой говорить. Таким, как я, подобное не под силу, даже если нам удаётся пробиться в ваш мир. Но ты ведь не дурак – сам смекнешь, в чем дело.
С этими словами он положил замшевый кошель поверх монеты. И солид с изображением императора Константина Великого будто сам собой запрыгнул в него.
– Однако погодите радоваться, – сказал отставной лекарь, когда Николай Скрябин опустил мешочек с бесценной реликвией во внутренний карман своего пиджака – но не в тот, где лежал брегет. – Я должен вам кое в чем признаться.
Николай совсем не счел добрым знаком, что Михаил Андреевич снова перешёл с ним на «вы». И, когда тот сделал своё признание, почти и не удивился.
Глава 22. «Златая цепь на дубе том…»
23 июля 1939 года. Другое воскресенье
Лара знала, на каких условиях братья-демоны пообещали удерживать шаболовского душегуба в преисподней. И слова отставного лекаря ужаснули девушку. А инженер Хомяков пришел просто в неописуемую ярость – даже занес кулаки над головой Михаила Достоевского. И лишь Николай Скрябин воспринял прозвучавшее признание спокойно.
– Я сразу понял, – сказал он, – что от солида вы сами хотели избавиться. А тут еще вы увидели шанс: заодно сплавить отсюда Василия Комарова. И я подозревал, что прежний владелец монеты уже ушел из этого места в горний мир – так что ничем помочь нам не сможет. Подобные реликвии не даются в руки кому попало. Ведь монету вам отдал ваш сын Федор? Думаю, он пробыл здесь недолго – хотел только примириться с вами.
Бывший лекарь от Николая резко отпрянул.
– Как вы узнали?
– Спасенный вами пациент не стал бы делать вам такие подарки уже после своей смерти. Ведь ясно же: ценность прежней жизни для здешних обитателей ничтожна.
«Не просто ничтожна, – подумала Лара. – Она вообще не имеет для них никакого значения». Уж она-то теперь хорошо это понимала.
– Но как же ты тогда исполнишь условие этого существа – Анаразеля? – спросила она и тут же прибавила торопливо: – То есть, я хотела сказать: как же мы тогда выберемся отсюда?
Николай Скрябин глянул на неё и недоуменно и даже с легким беспокойством. Но потом, должно быть, решил: ему что-то примерещилось. И ответил спокойно, без тени сомнений:
– Я знаю того, кто может нам помочь. Уверен: он не откажет нам. Но мы должны поторопиться.
И он, в который уже раз достав из кармана пиджака брегет на цепочке, сверился со временем.
Николай Скрябин не ощущал особой неприязни к отставному лекарю. Но всё-таки порадовался, что тот не стал провожать их с Ларой к выходу из больничного парка – остался в своем флигеле. Зато с ними пошел инженер Хомяков – разумеется, вместе с Диком, который снова обрел своего прежнего хозяина. Но все они шли, понурившись – даже пес инженера. И, когда они остановились возле распахнутых чугунных ворот парка, Скрябин ощутил болезненную сдавленность около сердца. Он даже и не думал, что ему так нелегко будет прощаться с бывшим соседом, которого он едва знал в настоящей Москве. Да и Лара выглядела грустной – наверняка из-за расставания со своим питомцем, хотя хозяйкой его она пробыла совсем недолго.
Но времени на сантименты у них не было: в этом мире прошло уже почти три часа с момента, как братья-демоны спровадили в преисподнюю шаболовского душегуба. А они с Ларой должны были еще проделать немалый путь пешком – чтобы отыскать того человека, на чью помощь Николай рассчитывал.
– Жаль, что я не смогу снабдить вас автомобилем, – сказал инженер Хомяков; он уже вышел из парка – с явным облегчением встал за воротами. – Хотя я и сам-то в последний свой день не поехал домой на машине: не мог её вести. У меня тогда перед глазами всё светилось и сверкало.
«Так вот почему его “ЗиС” так и остался стоять в гараже на даче!» – подумал Николай.
– Мне передать что-нибудь Варваре Васильевне – вашей жене? – спросил он.
Но Хомяков лишь пожал плечами и обратил взор куда-то вдаль – всем своим видом показывая безразличие. И Скрябин решил: это уже чересчур.
– Послушайте, Сергей Иванович, – сказал он, – я ведь знаю, что вы соврали нам тогда – и про то, что ничего не знали о родственных связях вашей жены, и об отсутствии встреч с её братом Федором. Да, да, не качайте головой! Вы себя выдали, когда попросили Валерьяна Ильича, вахтера театра имени Вахтангова, вызвать дух шаболовского душегуба. Вы рассчитывали, что призрак злобного отца поможет вам дать укорот вашей жене и её братцу. Разве не так?