Николай взял бумагу, которую Денис ему протянул. И машинально отметил про себя, что бывшего коллегу, который был старшего его по званию, муровец не назвал ни товарищем Давыденко, ни гражданином, а предпочел использовать имя-отчество. Скрябин посмотрел на подпись внизу документа – и с огромным трудом проглотил ругательство, не дал ему сорваться с губ. Под машинописным текстом распоряжения значилось: Резонов В.С.
Зато уж Давыденко миндальничать не стал.
– Да мать твою, Денис! – заорал он. – Это что же за… – И он прибавил несколько вычурных непечатных слов.
– На каком основании МУР затребовал передачи Давыденко? – спросил Скрябин сухо, возвращая ордер помрачневшему Бондареву.
– Были основания. – Тот принял бумагу и поглядел на Скрябина как бы с укором. – Я же в своем отчете о них упоминал. На финском ноже, которым был убит Евграф Иевлев, мы не обнаружили никаких отпечатков, зато сумели вычислить место приобретения брезентовых перчаток, найденных рядом с местом преступления. Они были куплены в отделе универмага, где торгуют предметами для садоводства. И там даже сохранилась копия товарного чека. Покупатель, представьте себе, попросил такой чек ему выписать – сказал, для отчетности в НКВД.
– Ну да! – вскричал Самсон. – Я покупал в том числе и перчатки! И мне надо было отчитаться за покупки по тому списку! Ты, Денис, опупел, что ли? Думаешь, я стал бы просить товарный чек, если бы планировал в этих перчатках человека зарезать?
Денис еще больше смутился и хотел уже что-то сказать, но тут Скрябин повернулся к Самсону:
– Что еще за список? И перед кем ты должен был отчитываться?
– Да в первый же день, как я пришел в «Ярополк», я обнаружил у себя на столе листочек. Там на машинке было напечатано: сотруднику проекта «Ярополк» такому-то следует приобрести и держать в служебном столе для использования по мере необходимости следующие предметы: перчатки садовые – одну пару, десять почтовых конвертов и пять пустых бутылок из-под лимонада.
Лара издала торжествующий возглас и откинулась на спинку стула.
– Есть! – громко произнесла она, а потом еще разок, для проверки, сличила изображения в книге и на дагерротипе.
Герб на перстне у мужчины с фотографии был довольно простым, так что Лара через лупу хорошо рассмотрела его. И вот теперь точная копия этого герба отыскалась в старинном фолианте.
«В щите, имеющем серебряное поле, – значилось в описании, – изображены крестообразно две стрелы, летящие вверх сквозь лавровый венок»[2]. А чуть ниже давалась в краткой форме история русского дворянского рода, которому этот герб принадлежал. И Лара прочла: «Фамилия Назарьевых начало свое восприяла от Назарья Юрьевича по прозванью Шлыкова, который при великом князе Иоанне Феодоровиче Рязанском был боярином. Потомки его, названные Назарьевы, служили Российскому Престолу дворянские службы в разных чинах и жалованы были от Государей поместьями».
– Назарьев… – Эту фамилию Лара выговорила почти беззвучно. – А ведь Коля упоминал о его однофамильце…
Николай всё-таки успел выяснить у Давыденко, что листок с машинописным текстом исчез из ящика стола, куда Самсон его положил. Равно как исчезли и все приобретенные Самсоном вещи.
А потом в камере произошла сцена тяжелая и безобразная.
Денис Бонадарев, конечно, перестарался: притащил с собой на Лубянку еще двоих сотрудников МУРа, которые поджидали за дверью. И, когда Скрябин закончил говорить с Самсоном, Денис выглянул в коридор, сделав им какой-то знак. Так что муровцы тут же вошли в камеру, и один из них держал наготове пару наручников.
Скрябин понимал: таковы правила. Перевозить задержанного без наручников сотрудники МУРа не должны. Однако он подумал, что в данном случае разумно было бы сделать исключение. И уже хотел сказать об этом Бондареву – лишь чуть-чуть опоздал.
Давыденко при виде наручников издал яростный рев и кинулся вперед, на двоих вошедших, как бык на тореро: головой вперед, яростно разгоняясь. Разбег в камере был коротким, но и его Самсону хватило. Здоровяк Давыденко врезался в муровца, державшего наручники, и выхватил их у него. При этом сотрудник МУРа от полученного удара грянулся навзничь, а Самсон тут же уселся верхом ему на грудь и с размаху огрел его наручниками по скуле, как кистенем.
Что-то хрустнуло, бедолага взвыл, а из глубокого рассечения на его лице хлынула кровь.
– Давыденко, нет! – закричал Скрябин.
2
Здесь и далее цитируется «Общий гербовник дворянских родов Всероссийской Империи», часть третья, п. 18.