— Как у Залесской было со здоровьем?
Мамбетова листала карточку и словно читала жизнь человека:
— В детстве развитие нормальное. Как у всех — корь, свинка, коклюш. Аппендицит вырезан в шестнадцать лет.
Серьёзных заболеваний не было. Первая беременность в двадцать — это нормально, даже хорошо. Протекала без отклонений. Родила в срок. Роды нормальные. Кормила сама до девяти месяцев. Дальше все в порядке. Ни одного аборта. Вторая беременность — в январе этого года. На втором месяце небольшой интоксикоз. Явление распространённое. — Завконсультацией закрыла историю болезни. — Сейчас бы она имела уже второго ребёнка. Думаю, здорового… Какая трагическая нелепость… Оставить сироту, погубить себя и так и не появившуюся на свет ещё одну жизнь…
— Хадиша Мамбетовна, когда к вам Залесская обращалась в последний раз?
— Это легко установить. Последнее посещение — 27 июня.
Я прикинул — меньше чем за две недели до смерти.
— По какому поводу?
— Очередное обследование. Да и приходило время думать о декретном отпуске.
— Как вы считаете, у неё все было нормально в смысле здоровья, настроения?
— По-моему, да. Беременность развивалась без отклонений. Все анализы в норме. Я ещё удивилась, когда она спросила, нельзя ли сделать аборт…
— Что вы ответили ей на это?
— Ответила как врач. Во-первых, мы всегда убеждаем оставить ребёнка, во-вторых, никакой врач не взялся бы сделать ей аборт. Разве что в самом крайнем случае. Это ведь почти созревший плод. Около семи месяцев. Недоношенные, семимесячные, в большинстве случаев теперь вполне нормально развиваются…
— Она настаивала?
, — Настаивала. Но я её попыталась отговорить. Впрочем, женщина она культурная, могла знать сама. Ну а потом…
— Вы как врач считаете в таком случае её поведение нормальным?
— Она, в общем-то, производила впечатление уравновешенного, не угнетённого чем-либо человека. Но кто знает? То, что она говорила об аборте… У женщин в её положении особенно чувствительна нервная система. И психические отклонения вполне возможны. У одних они протекают не ярко выражено, у других — могут принять опасный характер…
— Могла ли она покончить с собой в результате, как вы выразились, психических отклонений на почве беременности?
— Категорически исключать невозможно,
— Когда точно она забеременела?
Врач развела руками:
— Точно мы можем сказать, когда ребёнок уже родится.
— А в период беременности?
— Возможна ошибка в две недели. В ту и другую сторону.
— Как по документам?
Мамбетова снова заглянула в карточку:
— Январь. Но возможно и декабрь…
Вопрос о сроке беременности я уточнял не просто так.
В январе Залесских ещё не было в Крылатом. Они жили далеко от этих мест, в городе Вышегодске Ярославской области.
В предсмертном письме меня давно уже занимало одно место: «Если бы я даже и смогла перебороть себя, очиститься, постараться стать лучше, это невозможно. Все время рядом будет находиться напоминание о моем предательстве по отношению к тебе…»
Что может служить напоминанием? Само воспоминание об измене. Это вариант вполне возможный. Судя по стилю письма, Залесская мыслила довольно образно.
Второе-какая-нибудь вещь. Но от вещи всегда можно избавиться.
Остаётся третье — человек. Скорее всего — так и не родившийся ребёнок. Может быть, Залесская считала, что отцом его является не муж, не Валерий Залесский? В таком случае проясняется её просьба об аборте. Последняя возможность устранить фактор мучительного, раздвоенного существования. За две недели до рокового шага…
Но почему же тогда она не избавилась от беременности раньше, когда позволял срок?
Причин может быть много. Боязнь. Ей бы пришлось это делать впервые. Нравственные колебания. Сомнение — от Залесского или нет будущий ребёнок. Наконец, обыкновенная человеческая нерешительность. Как можно дальше оттянуть решение больного вопроса…
Рано утром следующего дня я сидел в кабинете главного зоотехника. Приходилось подлаживаться под совхозный ритм.
Так же сурово глядела на меня бурёнка из-под руки доярки.
Секретарша Мурэина, зашедшая узнать, не нужно ли мне чего, спохватилась:
— Я же говорила, чтобы сняли это. — Она приставила к стене стул, чтобы убрать плакат.
— Оставьте, не мешает, — остановил я.
— Несолидно вроде бы… — сказала она нерешительно.
— Почему же? — Я улыбнулся. — Любое рабочее место надо содержать в чистоте.
Секретарша ушла, пожав плечами.