Богдану Григорьевичу надлежало отстранить обер-коменданта от должности, арестовать его, провести необходимые следственные действия, а затем, в случае подтверждения обвинений, этапировать подследственных и свидетелей в Санкт-Петербург. Иными словами, Богдан Скорняков-Писарев возглавил особую следственную канцелярию{810}.
Прибыв в Астрахань 12 марта 1719 года, гвардии капитан в короткий срок сумел прояснить картину криминальных деяний местных военных администраторов. Масштаб развернутых Богданом Григорьевичем следственных действий был таков, что одних только свидетелей он допросил около ста человек{811}.
Уже в доношении от 29 апреля Богдан Григорьевич информировал царя о шести пунктах обвинений во взяточничестве и злоупотреблении должностными полномочиями, в которых изобличался обер-комендант Михаил Чириков{812}. Одних только взяток обер-комендант набрал на внушительную сумму в 2135 рублей.
Наряду с этим, как было установлено следствием, Чириков организовал контрабандную торговлю порохом, свинцом и охотничьими птицами, незаконно зачислил в астраханский гарнизон 138 стрелецких детей, беглых крестьян и дезертиров, занимался фальшивыми подрядами, да еще и расхищал рыбу из государственных запасов.
В частности, Богдан Скорняков-Писарев сумел уличить М. И. Чирикова в получении в 1713 году крупной взятки в 200 рублей от коменданта города Черного Яра[153] Михаила Бакунина. Взятка была вручена обер-коменданту при посредничестве некоего Якова Епанчина за освобождение М. Бакунина от ответственности за хищение провианта. Ознакомившись с добытыми следствием доказательствами, Михаил Чириков дал по отмеченному эпизоду признательные показания{813}.
Что касается иных подозреваемых по «астраханскому делу», то они оказались повинны лишь в грубом нарушении воинской дисциплины и в ненадлежащем бытовом поведении. Так, поручик флота Иван Кожин был уличен в непринятии мер по предотвращению массовой драки, которые его подчиненные устроили с гарнизонными солдатами, а также в «блудном» сожительстве с женой полкового лекаря[154]. Кроме того, на Святки поручик ездил славить «в домы астраханских обывателей на верблюдах и на свиньях»{814}.
4 августа 1719 года, захватив с собой 50 (!) человек обвиняемых и свидетелей, Б. Г. Скорняков-Писарев покинул Астрахань и двинулся в Санкт-Петербург{815}. Каким образом расследование продолжилось в столице, какие именно следственные действия еще предпринял Богдан Скорняков-Писарев, установить к настоящему времени не удалось. Что бы там ни было, но в 1720 году М. И. Чириков, сохранявший де-юре статус военнослужащего, был отослан в Военную коллегию для предания военному суду{816}.
Далее в производстве по уголовному делу коррумпированного обер-коменданта начались очевидные странности. Суд для разбирательства дела Михаила Чирикова был созван по указанию Петра Великого лишь в 1722 году — в период его пребывания в Астрахани во время Персидского похода. Председателем суда был определен сопровождавший императора в походе тайный советник и гвардии капитан П. А. Толстой{817}", о котором еще пойдет речь, имевший значительный опыт судебно-следственной деятельности.
Однако когда приговор суда, содержание которого до сих пор неизвестно, был направлен на утверждение Петру I, возникла неожиданная заминка. Проявив отроду не свойственную ему юридическую щепетильность, первый российский император неожиданно предписал выяснить, имел ли бывший обер-комендант возможность ознакомиться с Артикулом воинским 1715 года — военно-уголовным кодексом, на основании которого квалифицировались его преступные деяния.
Поскольку, как было установлено путем опроса подьячих комендантской канцелярии и офицеров гарнизона, ни одного экземпляра Артикула воинского в Астрахань в период службы там М. И. Чирикова не поступало, Петр I не стал утверждать приговор, указав подготовить его новый вариант{818}. Несмотря на то что новый вариант приговора был подготовлен и о нем неоднократно докладывалось императору, тот почему-то так и не нашел времени его рассмотреть{819}.
Вместе с тем, как явствует из архивного документа, в неустановленный момент (и неясно, по чьему решению) у Михаила Чирикова было конфисковано имущество{820}. Кроме того, начиная с 1719 года он содержался под стражей (в Астрахани, Санкт-Петербурге, затем вновь в Астрахани). Наконец, поданная женой бывшего обер-коменданта Марфой Петровной в апреле 1724 года челобитная о помиловании мужа осталась без удовлетворения{821}.
154
Романическая история Ивана Кожина доставила Б. Г. Скорнякову-Писареву немало хлопот. Дело в том, что после ареста поручика его возлюбленная двинулась за ним в Санкт-Петербург. В свою очередь, муж ветреной дамы взялся осаждать Богдана Григорьевича просьбами содействовать ее возвращению «ему в жену по прежнему».