И не осуждала. После того, что сделала Джена, ей и самой не хотелось видеть свекровь. Если раньше Лили просто не питала к ней симпатии, то сейчас испытывала что-то сродни отвращению.
- Могу, - легко ответил Ирвин. – Я тебя уже отпустил… Джена.
Женщина вновь содрогнулась, пытаясь переварить произнесённое, посмотрела на Ирвина с надеждой, что он вот-вот передумает, но ничего не происходило. Он был совершенно равнодушен.
- Ты всё равно останешься Куоки! – выпалила она, не задумываясь о последствиях, и перехватила суровый, злой взгляд сына.
Тот отвернулся только спустя минуту, кажется, приняв для себя ещё какое-то судьбоносное решение.
- Лили, - хрипло произнёс он. – Ты ведь ко мне переедешь?
Девушка с трудом поняла, что вопрос касался не так переезда в пределах академии, как потом, когда лето закончится вместе с отпуском Ирвина. Спрашивал, согласна ли она будет жить в его доме, разделить с ним не только одну спальню на несколько часов, а жизнь вообще.
- Конечно, - прошептала Лили. – Перееду.
Как бы она ни старалась, представить себе другой вариант ответа не получалось. А простое "да" было бы слишком коротким и бессмысленным. Куда короче, чем девушке бы хотелось.
- И ещё одно, - Ирвин улыбнулся, кажется, постепенно успокаиваясь. – Ты позволишь мне взять твою фамилию?
Ромерик, всё это время умилённо наблюдавший за ними, ахнул.
- Это была моя идея! – воскликнул он. – Это я хотел быть герцогом де Каном!
- Если что, - прошептал Ирвин, - просто де Кан, без герцога, меня тоже устраивает…
Глава двадцатая
- Вы уверены в том, что собираетесь сменить фамилию? – опасливо уточнил уже знакомый регистратор. На Ирвина он смотрел недоверчиво, словно Сияющий только и делал, что принимал какое-то решение, а потом носился с вытаращенными глазами и требовал вернуть всё обратно. – Вы понимаете, что это не просто формальность? Вы собираетесь перейти в род женщины?!
Лилиан тяжело вздохнула и взглянула на Ирвина, мысленно спрашивая, не позвать ли, например, Томаса или какого-нибудь ещё оживленца. Обычно после них такие бюрократы, как регистратор, становились гораздо сговорчивее и приятнее в общении, хоть к ране их прикладывай.
На самом деле, они уже разговаривали об этом – когда Ирвин методично собирал вещи Ромерика и выставлял их в коридор, чтобы потом одним взмахом руки телепортировать в комнату, где прежде жила его мать. А потом, не менее спокойно, бросал по одной искре в каждый предмет, который явно неслучайно забыла Джена.
Такое слово, как "пощада", было ему неведомо. Ирвин терпел, в конце концов, все тридцать три года своей жизни.
Лили вдруг поняла, что тридцать четыре. День рождения Сияющего случился где-то в перерыве между занятиями, ведьмой-вампиршей и ссорой с родителями. Поразительно, но Ирвин и сам о нём забыл, чтобы сейчас, посмотрев на собственные документы, усмехнуться в ответ на немой укор собственной забывчивости. Разумеется, он не стал бы винить Лилиан в том, что она его не поздравила. Ирвин-то вообще не знал дату её рождения, был только в курсе возраста.
- Да, я уверен, - твёрдо произнёс Ирвин.
- Точно? – прищурившись, в десятый раз уточнил регистратор. – Смотрите, кабы не променять шило на мыло…
Будь в этом дело!
Да, по законам их страны – крайне устаревшим, между прочим, законам, - сочетаясь браком, пара переходила к какому-то одному роду. Прежде это был исключительно род мужа, но, после правления советника Шантьи и его жены было принято решение, что род могут выбрать супруги. То, что после свадьбы Ирвин остался при своей фамилии, а Лилиан – при своей, свидетельствовало только о расхлябанности регистратора. Сами они об этом не вспоминали, наверное, вплоть до сегодняшнего дня, но сейчас Лили непроизвольно уцепилась в сей факт как в отличный повод для подозрений.
В том, что именно мужчина переходил в семейство супруги, в принципе, не было ничего удивительного. Руководствуясь этим правилом, немало не страдающих от честности бедных мужчин захапывало себе какую-нибудь дворянскую фамилию. Другое дело, что Ирвин дворянством не интересовался, а от аристократического происхождения рода де Канов только это "де" и осталось в качестве напоминания, что они были богаты, знамениты, да и вообще, имеют отношение к королевской династии.
Но Ирвин таким образом пытался отречься от собственной семьи, окончательно и бесповоротно. Дело было не в фамилии, не в простом сочетании букв, которое просто станет более благозвучным, а в том, что, пытаясь сбежать от себя самого, можно и потерять собственную сущность.