«Хотя нет, - подумал Николай, - трех тысяч уже нет. Отныне деньги будут только таять. Фраернулись мы с Индейцем Джо. И меньше всего виноват он. Это я ему говорил: бери купюры покрупнее. Но ничего не сказал, чтобы новехоньких не брал.
А тут из полутора миллионов - только сто тысяч уже ходивших. Ну, ладно - особых проблем не будет с новыми двадцатипятирублевками. Не станут же власти из-за такой мелочи всю страну проверять?.. Посложнее с четвертью миллиона в пятидесятирублевках. Вряд ли у честного человека больше чем два раза в году в кармане оказывается пятидесятирублевая бумажка. С зарплатой редко выдают такие деньги Но черт с ними, с пятидесятирублевками, как-нибудь можно было бы жить и дышать, но сторублевые! Миллион сто тысяч!.. Убить его мало. Гад! Боюсь, я теперь всю жизнь буду презирать моего верного Индейца Джо. Жадность фраера сгубила. Я должен был об этом подумать. Теперь попробуй покажи хоть в захудалом буфете или в московском ресторане сторублевую купюру с проклятой серией, которую не забыть мне никогда. Серия АИ. По всей стране пошли уже шифрограммы, чтобы быть настороже с этой серией. Представляю, сколько человек погорит… Невинный джентльмен вытащит из бумажника бумагу, на которой красивыми буквами написано:
«Государственный казначейский билет - 100 рублей», вытащит, и тут его - цап за руку. Иди объясняйся, что ты не верблюд. Одна лишь бумажка. А тут десять тысяч бумажек. Это значит - надо рисковать десять тысяч раз. Можно проскочить один раз, сто раз, тысячу раз, наконец. Но десять тысяч раз… Можно пока жить на полмиллиона. И жить припеваючи. Но я не смогу чувствовать себя нормальным человеком. Зуд меня замучает. С ума сойду, пока не освобожусь от груза. Я не могу быть рабом собственных денег, чтобы, как лисица, облизываться на виноград.
Не успокоюсь, пока все до последнего рубля не будет служить мне. Жадность фраера сгубила - это не про меня. Недоработанность - это еще не жадность. Феликса надо убить… И все же молодец Индеец Джо, Он моя рука, моя нога, мои мышцы. Я люблю его…»
Прокурор Арташес Суренян сидел за столом в своем кабинете и что-то чертил на большом листе. Обводя очередную линию, он заглядывал в блокнот и делал записи.
Время от времени нажимал на клавишу селектора. «Черти, - бурчал про себя, - куда запропастились? Наверное, нашли что-то интересное на этом чердаке. Убей меня бог - но все началось с чердака…» …Оба следователя возникли в дверях одновременно. Видя, что хозяин кабинета смотрит на них поверх очков, они остановились.
– Вы приказали входить без доклада, - сказал, краснея, Самсон.
Суренян снял очки, выпрямился в кресле и громко сказал:
– Проходите. Я тут начертил угол жилого дома и банка. Размеры дали мне архитекторы. Подойдите поближе.
Следователи быстро обошли стол и через плечо Суреняна стали рассматривать чертеж.
– Слишком близко к углу нарисовано окно, - сказал Самсон.
– И размеры не те, - добавил Вардан, наклонившись над самым столом, - причем два размера неверны…
– Какие два?
– И расстояние от края окна до угла, и высота между крышей и подоконником.
– А откуда вы знаете?
– Измеряли, - сказал Самсон, - я придерживал за ремень Каланчу, а он мерил.
– Что нашли на чердаке?
– Ничего там нет. Чердак как чердак. Валяются какие-то пустые ящики…
– Так не годится. Читайте вслух записи.
– Значит, так, - начал Вардан, - четыре пустых ящика из-под помидоров или винограда, детские санки, сломанная детская коляска…
– Хватит. Не бросилось ли вам в глаза что-то необычное?
– Вроде ничего такого. Были там пустые бутылки. Так ведь они нынче всюду есть…
– Ну хорошо. Будем считать, что чердак нам ничего не дал. Хотя можно считать и по-другому: он дал многое только потому, что ничего не дал. А теперь моя очередь докладывать. Мне сообщили о количестве похищенных денег…
– Миллион пятьсот двадцать пять тысяч, - сказал Самсон.
– А откуда вы знаете?
– Весь банк знает.
– Значит, и весь город!
– А я предупреждал. Ну что ж, поехали дальше. Тут мы ничего не сможем сделать. А в каких купюрах? Тоже вам известно?
– Да, к сожалению, - сказал Вардан.
– Собственно, ничего удивительного, - словно оправдываясь за кого-то, сказал Суренян, - деньги считали банковские ревизоры. Правда, в присутствии наших людей, но все же работу вели не наши специалисты. Так что трудно упрекать их за болтливость. Значит, вам известно, сколько денег и какого достоинства. Тогда давайте думать. И думать за грабителей тоже.