И когда уже собирались дать деру, как-то так уж получилось, все трое одновременно увидели за окном, со стороны двора фабрики, человека, который во все глаза смотрел на них, приоткрыв рот и стоя неподвижно. Лишь через секунду-другую он очухался, заорал. Николай вмиг оценил обстановку. Задержаться хотя бы на мгновение - погореть начисто. Еще не известно, какая здесь, на фабрике, сигнализация. Дал команду смываться. Но золото все-таки не бросил.
Мешок с пластинками он спрятал в дымовой трубе. Пока единственный сторож, случайно, кстати, прохаживавшийся в то время по двору, неистово кричал и шумел, грабители успели пролезть через дырку, перепрыгнуть через забор.
На следующий день они узнали, что мешок с тридцатью двумя килограммами золота нашли… …Вечером на квартире у Размика они по предложению Николая решили отметить «траур». Настроение у всех троих было подавленное. Феликс, который обычно с покорностью слушался Николая, осмелился после третьей стопки упрекнуть шефа.
Зардевшись не от водки, но от того, что все-таки осмелился пожурить самого шефа, сказал: «Можно было хотя бы по нескольку пластинок рассовать по карманам. А то ведь что вышло: натерпелись страху и ушли ни с чем». Николай хорошо понимал: в эту минуту в который уже раз решается вопрос его авторитета. Упрек шеф воспринял спокойно. Он выпил рюмку и, не закусив, ответил:
– Впредь я прошу и тебя, и вообще всех никогда не сомневаться в правильности моих решений. Я не скажу, что в противном случае прибью тебя и каждого. Я скажу лишь, что такое сомнение помешает делу.
– Но ведь можно было хотя бы несколько пластинок… - вставил Размик, бритоголовый молодой человек с косым левым глазом.
– Это была бы самая страшная ошибка, - спокойно сказал Николай, - нас могли задержать, скажем, на проходной, даже на территории. Ведь мы чудом прошли незамеченными. Могло бы не быть чуда. Ну а если бы нас задержали и обнаружили золотые пластинки? Что бы ты тогда сказал? Хотя можешь не отвечать. И знайте, за все надо платить. И больше всего платят за свободу. Будем считать, что заплатили два пуда золота. Неплохая цена за нашу свободу. Она стоит, может, больше. …Свобода свободой, но есть нечто большее, чем она. То есть великая возможность воспользоваться ею сполна. А для этого нужны деньги. Много денег. По мнению Николая, жалкую формулу «деньги счет любят» придумал какой-то крохобор.
Воспользоваться свободой сполна - это значит денег не считать. «Сколько я помню себя, дома только и было, что разговоры о деньгах, - вспоминал Николай. - Отец с матерью только об этом и говорили. Особенно невмоготу стало, когда заболел отец.
Это было в Краснодаре, где я жил до шестнадцати лет. Врачи поставили диагноз: рак. Замучил нас с матерью батя. Остались кожа да кости, а он все не умирал.
Жил, жадно хватая воздух, не подозревая, что мать втихаря продает все, что можно продать. Нужны какие-то лекарства. Каждый день матери говорили, мол, у кого-то тоже был рак, да вот такой-то таким-то лекарством вылечил. И мать всегда ездила куда-то, иногда за тридевять земель, чтобы непременно достать лекарство. Правда, часто приезжали из Нинакана в Краснодар брат и другие родственники отца, помогали, но знаю одно: денег никогда не хватало. Мать давала мне вещи, чтобы я продавал их на базаре. Я продавал, но не все деньги приносил. Я видел, что они отцу не нужны. Все равно ничего ему не помогает. Весь высох и лишь нас мучает.
Ну а мать все равно деньги тратила на отца. Сама жила впроголодь, а больному покупала самое дорогое, самое свежее. Обо мне даже забыла. Вот я и тратил с дружками деньги. Собственно, какие там Деньги, мелочь одна. Много ли дадут за какой-то старинный железный пояс, за какие-то протертые ковры да дорожки»
После смерти отца шестнадцатилетний Николай бросил школу. Сутками не ночевал дома. Мать вся извелась. Она знала, что сын ворует из дома вещи и продает. Завел себе дружков, с которыми пил водку. Написала письмо в Нинакан брату покойного мужа, расписала все как есть, дала понять, что сын просто от рук отбился.
Просила, чтобы забрали его к себе. Нужен, как говорится, мужской глаз.
Пристроить бы юношу в вечернюю школу, на работу. Жалко парня. Смышленый, даже толковый, любит читать книги, но неуправляем. Дело кончится плохо. Приехал дядя Амаяк из Нинакана, забрал шестнадцатилетнего племянника к себе. Приодел, устроил в десятый класс вечерней школы. Решил присмотреться, разузнать, к чему душа лежит у парня. А тот на третий день избил до полусмерти мужа своей двоюродной сестры. Когда же сестра пристыдила его, поднял руку и на нее. Оставаться в доме дяди он уже не мог…