Он сунул руку под пальто, кольт мгновенно вскинулся. — Только сигарету, уверяю вас. Девиль достал серебряный портсигар. «Я годами не стрелял из пистолета. Никаких тупых инструментов. У меня вообще ничего не припрятано в рукаве. Все это дело касается только тебя, меня и этой бедной пьяной свиньи. Он не разговаривал ни с одной живой душой.»
— И ты ему веришь?
«К кому он мог убежать? Как испуганный кролик, он забился в единственную безопасную нору, которую знал».
— Чтобы рассказать тебе?
«Он боялся, что ты намеревался убить его. Я в ужасе. Он рассказал мне все о тебе. Алжир, Легион. Касфа, например. Это маленькое дело произвело на него глубокое впечатление. Он также объяснил мне причину всего этого. Тот факт, что Вассиликос пытал и убил твоего дедушку.»
— И что? — Микали терпеливо ждал.
«Я мог бы написать письмо с подробным описанием всех этих действий, прежде чем покинуть свою квартиру сегодня вечером. Отправил его с сопроводительной запиской моему секретарю с просьбой передать его нужным людям в SDECE».
— Но ты этого не сделал.
«Нет».
— Почему бы и нет?
Девиль подошел к окну и открыл его. Дождь лил не переставая. В ночи послышался шум уличного движения.
«Скажи мне кое-что — ты обычно говоришь по-гречески с критским акцентом, как в парке?»
«Нет».
«Я так и думал. Блестящий ход, вкупе с твоим упоминанием Вассиликоса и его людей как фашистов, для шофера. Конечно, это означает, что сегодня вечером по всей Греции они будут ловить каждого коммуниста, каждого агитатора, каждого члена Демократического фронта, до которого смогут дотянуться.»
«Это их невезение», — сказал Микали. — Политика мне наскучила, так что не могли бы вы, пожалуйста, перейти к делу.
«На самом деле все очень просто, мистер Микали. Хаос — хаос — это мое дело. Я лично заинтересован, как и мои мастера, в том, чтобы создать как можно больше этого в западном мире. Хаос, беспорядок, страх и неуверенность, которые ты создал, потому что то, что происходит в Афинах сегодня вечером, происходит и в Париже. В городе нет ни одного левого агитатора, который к утру не был бы либо под прикрытием, либо в руках полиции. Не только коммунисты, но и социалисты. Социалистической партии это не понравится, и очень скоро рабочим это тоже не понравится, что усложняет ситуацию для правительства в преддверии выборов».
Микали тихо спросил: «Кто ты?»
«Похож на тебя, а не на то, кем я кажусь».
— С далекого востока? Может быть, до самой Москвы?»
— Разве это имеет значение?
«Как я уже сказал, политика мне наскучила».
«Отличная основа для отношений, которые я ищу».
— Так чего же ты хочешь?
«Ты, мой друг, можешь повторить свое выступление в Медонском лесу, когда я этого потребую. Только для особых случаев. Уникальное и абсолютно личное соглашение между нами двумя».
— Шантаж, это все? — тихо спросил Микали.
«Не будь глупым. Ты можешь убить меня сейчас — и Жарро. Уходи отсюда с отличным шансом, что никто никогда не узнает. Кто на земле когда-либо заподозрит тебя? Боже мой, ты даже играл для королевы Англии на специальном приеме в Букингемском дворце в прошлом году, не так ли? Когда вы в Лондоне, проезжаете через Хитроу, что с вами происходит?»
«Они отводят меня в VIP-зал».
— Вот именно. Можете ли вы вспомнить, когда таможня в любой точке мира в последний раз проверяла ваш багаж?»
Что было правдой. Микали положил кольт на подоконник и достал сигарету. Девиль дал ему прикурить. «Позвольте мне прояснить одну вещь. Как и ты, политика для меня ничего не значит».
— Тогда зачем делать то, что ты делаешь?
Девиль пожал плечами. «Это единственная игра, которая у меня есть. Мне повезло. У большинства людей вообще нет никакой игры.»
— Но я знаю? — спросил Микали.
Девиль обернулся. Теперь между ними была странная, тревожащая близость, когда они стояли вместе у окна, ощущая запах дождя в ночном воздухе.
«Твоя музыка? Я так не думаю. Мне часто было жаль творческих артистов. Музыканты, художники, писатели. Это закончилось, особенно в исполнительском искусстве, так скоро; самый краткий из лучших моментов. После этого ты идешь вниз. Люблю секс. Овидий действительно очень хорошо выразил это более двух тысяч лет назад, и с тех пор ничего не изменилось. После коитуса все впадают в депрессию.»
Его голос был мягким и в высшей степени рассудительным. Терпеливый, цивилизованный тон. На мгновение Микали показалось, что он вернулся на виллу в Гидре, сидит перед камином с сосновыми дровами и слушает своего дедушку.
«Но этим вечером… все было по-другому. Тебе понравилось. Каждый опасный момент. Я сделаю тебе пророчество. Завтра музыкальные критики скажут, что сегодня вечером вы дали одно из своих лучших выступлений».
— Да, — просто ответил Микали. «Я был хорош. Управляющий заведением сказал, что в пятницу у них не будет свободного места.»
«Там, в Алжире, ты убил всех, не так ли? Целые деревни — женщины, дети — это была такая война. Сегодня днем ты убивал свиней.»
Микали уставился в окно в ночь и увидел, как феллага отворачивается от горящего грузовика в Касфе, медленно приближается к нему, пока он ждал, упрямо отказываясь умирать, красный берет прижат к его ранам.
Тогда он победил Смерть в своей собственной игре четыре раза. Он снова почувствовал то же волнение, от которого перехватывало дыхание. История в Медонском лесу была такой же, теперь он это знал. Долг за его дедушку, да, но потом…
Он поднял руки. «Дайте мне фортепианную партитуру, любой концерт, который вы пожелаете назвать, и с их помощью я смогу дать вам совершенство».
— И даже больше, — тихо сказал Девиль. «Гораздо больше. Я думаю, ты знаешь это, мой друг».
Дыхание вышло из Микали в долгом вздохе. — И кого именно ты имеешь в виду в будущем?
— Разве это имеет значение?
Микали слегка улыбнулся. — Не совсем.»
«Хорошо, но для начала я дам тебе то, что мои еврейские друзья назвали бы мицвой. Доброе дело, за которое я ничего не получу взамен. Кое-что для тебя. Твой гастрольный график. Есть ли вероятность, что вы попадете в Берлин в первую неделю ноября?»
«Я могу назвать свои даты в Берлине. У меня всегда есть открытое приглашение».
— Хорошо. Генерал Стефанакис посетит город первого ноября на три дня. Он был, если вам интересно, непосредственным начальником Василикоса. Я бы подумал, что у тебя может быть к нему нечто большее, чем мимолетный интерес. Но на данный момент, я думаю, нам лучше что-нибудь сделать с нашим другом Жарро».
— Что бы ты предложил?
— Для начала еще немного этого Наполеона ему в рот. Жаль тратить хороший коньяк, но это так. Он за волосы оттянул голову потерявшего сознание Жарро назад и зажал горлышко бутылки между его зубами. Он оглянулся через плечо. «Я очень надеюсь, что ты сможешь достать мне билет на пятничное представление. Я бы не хотел пропустить это».
На следующее утро, в половине шестого, с первыми лучами солнца все еще лил сильный дождь, когда ночной патрульный, дежуривший в этом районе, остановился у спуска к Сене напротив улицы де Ганьи.
Его плащ промок, и он был совершенно несчастен, когда остановился под каштаном, чтобы закурить сигарету. Когда туман над рекой немного рассеялся, он увидел что-то внизу, в воде, в конце стапеля.
Когда он приблизился, он увидел, что это задняя часть грузовика Citroen, передняя часть которого была под поверхностью. Он вошел в ледяную воду, сделал глубокий вдох, потянулся к ручке двери и открыл ее. Он вынырнул с Клодом Жарро на руках.
На дознании, которое состоялось неделю спустя, медицинское заключение показало, что уровень алкоголя в крови в три раза превышает допустимый для водителей транспортных средств. Вердикт коронера был прост. Смерть в результате несчастного случая.