— Там, по-моему, ясно сказано, что каждый работник стройуправления и автохозяйства обязуется…
Но Шестеркин, даже не дослушав Михаила, захохотал. Потом спросил:
— А ты, активист, откуда выкатился?
И сам же ответил:
— Наверняка из Рязани. Там, слышь, даже огурцы с глазами, их ядять, а они глядять!
Как ни трудно было Михаилу тогда сдержаться, он смолчал.
А вот у Яруллы Уразбаева выдержки не хватило.
— Выдернуть бы тебя из кабины да самого мордой в грязь! — сказал Ярулла, глядя на водителя снизу вверх с бессильной злостью. И еще добавил: — Губошлеп рыжий!
Возможно, не будь этого «словесного довеска», Олег Шестеркин и смолчал бы — все-таки сам дал повод, — но Ярулла, даже сам того не подозревая, неожиданно «воскресил» очень обидное для Олега прозвище: еще в школьные годы его так дразнили сверстники, а чаще сверстницы.
И Шестеркин, выключив зажигание, неторопливо спустился из кабины и так же неторопливо, вразвалочку подошел к Ярулле. Спросил деловито:
— Губошлеп, говоришь?
— Губошлеп.
— И рыжий?
— И рыжий.
Конечно, будь Шестеркин «под мухой», драки бы не миновать. А вот начать активные действия трезвому, да еще и в рабочее время оказалось не так-то просто. Да и момент был упущен.
Но и отступать «не разрядившись» тоже обидно: выходит, выбрался из кабины только затем, чтобы еще раз «схлопотать рыжего губошлепа».
— Ну, вот что… — заговорил Шестеркин, разделяя паузами слова и напряженно обдумывая достойный ответ.
И надумал:
— Не хочется мне о тебя руки марать, Магометка косоглазый!
— Как ты сказал?
Хотя не только Ярулла, но и сам Олег Шестеркин понял — правда, позднее, — что «Магометка косоглазый» — слова не просто ругательные, однако в ту минуту…
— …Его счастье, что ножа у меня под рукой не оказалось! — так закончил свой рассказ секретарю райкома Ярулла.
— Нет, это не Шестеркина, а твое счастье, друг ты мой сердечный, Ярулла! — не колеблясь высказал свое мнение Фонарчук.
— А я что тебе говорил? — сказал Михаил. — Не только нож, но и кулак — дело гиблое. И унизительное! Так что скажи спасибо бригадиру.
— А что Донников? — спросил Фонарчук.
— Как двух петухов расцепил их Тимофей Григорьевич. И обложил обоих правильно.
— Лучше помолчи ты, Мишка! — снова закипая злостью, заговорил Ярулла. — Да для Донникова, хочешь знать, не мы с тобой, а эти личахи — ценные люди! Вот! — Ярулла крепко сцепил пальцы рук. — А за Шестеркина бригадир заступился, потому что этот паразит Тимофейкиной жены родной племянник! Про таких у нас в Салавате говорят, что они «как свиньи — из одной посуды кушают»!
— А знаете что, отцы, — неожиданно и неподходяще весело заговорил вдруг Фонарчук. — Это даже хорошо, что скандальчик подвернулся!
— Чего уж лучше, — тоже невольно улыбнулся Михаил.
И только Ярулла помрачнел еще больше…
Несмотря на то что Михаил и Ярулла в бригаде Донникова за короткий срок перешагнули из подсобников в подручные, а Громов даже завоевал особое расположение Тимофея Григорьевича за «башковитость» — в любом деле культура работника сказывается, — еще и до скандала с Шестеркиным не так Ярулле, как Михаилу начала претить установка, которую сам Донников охарактеризовал так: «Хорошо тогда работать, когда можно заработать!»
А так как заработок в комплексной бригаде полностью зависел не столько от выполнения, сколько от перевыполнения плана, то иногда как бригадир, так и учетчик «не замечали» мелких огрехов, которые приключались даже не по вине каменщиков, бетонщиков или штукатуров, — мастера-то в бригаде подобрались отменные и как пальцы на руке: все разные, а возьми мизинец — и тот кулаку подспорье. Да только будь у мастера, как говорится, золотые руки, но если не подвезли тебе вовремя и сколько нужно кирпича, цемента или щебенки, — либо на солнышке загорай, либо сам соображай.
— Кто не подвез, с того и спрос. А наше дело маленькое — сдать объект! — с успокоительным равнодушием ответил однажды Донников на замечание Михаила о явно недостаточной засыпке межэтажного перекрытия.
— А вдруг вам, Тимофей Григорьевич, предоставят квартиру на этом этаже?
— Э, милочек, кто из подвала или развалюхи в отдельную квартиру — да еще и со всеми удобствами! — переберется, тот до конца пятилетки будет благодарить: до́ма — нас, строителей, а на собраниях — депутата или горсовет!
И уже окончательно разочаровался Михаил в бригадире после такого случая.